— «Снюхалась», Боренька, значит, вероятно, «еблась». Или не еблась, я им свечку не держал. Но я тоже не мальчик в таких делах — и видел, как они смотрели друг на друга, когда я встретил их у Петлюры.

— Стрелки переводишь? — спросил Альперович Рому, но Антона уже охватила паника. То, чего он так боялся, случилось. Почему-то он сразу поверил Роману — или, точнее, сразу поверил, что все поверили ему. Как и положено, круг замкнулся и убийцей оказывался первый же подозреваемый. А он, Антон, оказывался крайним, слепым орудием преступления. Оставалось только сопротивляться до последнего.

— Во-первых, у Петлюры я встретил вас, а не ты — нас, — сказал Антон.

— А во-вторых? — спросил Белов.

— А во-вторых, — раздался голос Лени, — марку сюда принес я.

Он тоже встал, свесив живот над столом, и теперь только Лера и Альперович продолжали сидеть.

— Я сделал это, — продолжил Леня, — я привез сюда марку и передал Жене. Я спрятал марку тут, в доме, и написал ей записку, в которой объяснил, как ее найти.

— Это была та самая записка… — начал Антон.

— … да, со стихами про цветик-семицветик и алхимическим знаком ее комнаты. Ты видел ее в день ее смерти, но я ее у тебя забрал и выбросил. Думаю, она и сейчас где-нибудь в комнате валяется.

— Но разве… — начал Антон.

— Но я не хотел убивать ее! — внезапно закричал Леня, — я не хотел этого. Я ее любил! Мы любили друг друга! Я думал, что это поможет ей уйти. Даст ей энергию, которой ей так не хватало.

— Ну вот, — сказал Роман, садясь, — двумя тайнами меньше. Теперь мы знаем, кто был ее любовником и кто ее убил.

— Что я был ее любовником, знала каждая собака! — закричал Леня, — только ты, как последний мудак, до сих пор думал, что она тебе верна.

Роман снова вскочил.

— Я думал, что она мне верна? Я думал, что она спит с вами всеми по очереди! Потому что она была последней блядью всю свою жизнь…

— Не смей о ней так говорить, — крикнул Леня и, вдруг, развернувшись, бросился прочь. Антону показалось, что он заплакал.

— Действительно, — сказал Альперович, беря Рому за руку, — не надо о ней так говорить. Она уже умерла, а мы все ее любили.

— Это я уже заметил, — буркнул Рома и сел.

— И что мы будем теперь делать? — спросил Альперович, обращаясь ко всем, но прежде всего — к Белову.

— Сейчас Володя позвонит в колокольчик и поднимутся братки со стволами, чтобы грохнуть Ленечку, — сказал Поручик, и в этот момент Антон почему-то подумал о чекистких подвалах и призраках мертвых чекистов, которые по звонку появляются, держа наготове свои маузеры — или что у них там было?

— Ну, мы же говорили, — сказала Лера, — виновный должен уйти…

— Когда я говорил «должен уйти», я имел в виду, что это был несчастный случай, — сказал Белов.

— Но он же сам сознался, — сказала Лера.

— Когда его к стенке приперли.

— Если уж на то пошло, то к стенке приперли Леру, — сказал Поручик.

— Меня? — крикнула ему Лера, — Я вообще тут не при чем. Это все ваши мужские игры во власть. Дать женщине наркотик, чтобы подчинить ее своей воле! Можно ли придумать лучшую метафору…

Громкий выстрел прервал ее речь.

— А что значат эти картинки? — спросила Женя

— Понятия не имею, — ответил Белов, — то есть вот этот — это мужской символ, а этот — женский, но что значат остальные — я понятия не имею.

— Это Марс и Венера, — сказала Лера, — а все остальные — это другие планеты. Плюс Солнце и Луна.

— Алхимическая символика, — сказал Альперович и добавил, повернувшись к Белову, — я же говорил, что первый хозяин был масоном.

— Масоны — это круто, — сказал Нордман, — мы, жиды, их всегда высоко ценили. Так что, Володька, и ты наконец-то причастился.

— Ну, спасибо, — ответил Белов и еще раз оглядел собравшихся, — выбирайте себе комнаты, друзья.

— Сначала — дамы, — сказал вежливый Альперович

— И не подумаю, — сказала Лера, — это сексизм, твое «ladies first».

— А я возьму вон ту, — откликнулась Женя, — со значком, похожим на букву h.

— Сатурн, — пояснила Лера, — он же — Кронос, если я ничего не путаю.

Роман криво усмехнулся.

— Я, пожалуй, возьму ту, — и он показал в противоположную сторону.

— Вы разве не вместе? — спросил Белов.

— Разве нет, — ответила Женя.

Интересно, — подумала она, — он помнит, как мы трахались с ним в подъезде, когда Брежнев умер? Или забыл? Она посмотрела на Володю: за прошедшие годы он стал больше — не столько раздался в плечах, сколько стал более грузным и тяжелым. Вероятно, так приходит к мужчинам старость.