— Мы с Леней возьмем соседние, — сказал Альперович, — как раз между Женькой и Ромкой, — будем по ночам пугать друг друга стуком в стену, как граф Монте-Кристо.

— Тренироваться перед тюрягой? — хохотнул Поручик, — я себе тогда возьму с яйцеклеткой. Авось приманю кого-нибудь, — и он, подкрутив воображаемый ус, кинул взгляд в сторону Женьки с Лерой.

— Белову, — сказала Лера, — надо отдать Марс.

— Почему? — спросил Белов.

— Фаллический символ, — и Лера изобразила рукой в воздухе круг со стрелой, — разве не видишь? Хуй, говоря по-нашему. А у кого власть — у того и хуй всех длинней. Это и называется фаллоцентризм. А ты сегодня у нас хозяин, так что и власть за тобой.

— Марс так Марс, — пожал плечами Белов, — мне, собственно, все равно. Пошли, что ли?

Едва только увидев знак Сатурна, Женя поняла, что предчувствия не обманули ее. Точно такой же был нарисован на маленьком листке бумаги, лежавшем в ее сумке — листочке, который с многозначительной миной Леня сунул ей в карман при последней встрече.

— Последний лепесток, — прошептал он и она сразу поняла.

Это было их игрой — потому что они всегда помнили, что именно шестой лепесток, оторванный на пригласительном билете клуба «Полет», и свел их впервые. Леня жалел, что не может подарить Жене еще одно кольцо — но зато при каждом удобном случае дарил ей букеты цветов, где среди роскошных роз пряталась одинокая маргаритка с единственным оставшимся лепестком.

— Боря, — сказала она Нордману, — помоги мне закатить чемодан в комнату.

— Не вопрос, мадам, — и легко подхватив увесистый женин «самсонит», Нордман пошел к ее комнате.

Оставшись одна, Женя развернула записку еще раз: внизу был написан знакомый стишок из старой сказки, а наверху нарисован знак, похожий на букву h, под ним — стилизованное изображение окна, стрелочка вбок с цифрой 5 и вниз с цифрой 3. Потом стоял крестик, как на старых, из детства, пиратских картах.

Женя задумчиво подошла к окну и выглянула вниз. Большой двор, семь иномарок, как спинки жуков. Какой-то парень с рюкзаком входит в ворота. Она перевела взгляд на стену, сложенную из крупных — не чета нынешним — кирпичей. Пять вбок и три вниз. Женя постучала по камню коленкой, закованной в лайкру чулка, потом пожала плечами и присела. Потыкала пальцами в углы камня, успела подумать «что за глупость», как вдруг кирпич поддался и плавно повернулся, открывая тайник.

Почти одновременно за спиной заскрипела дверь, и Женька спешно вернула камень на место. Она обернулась — на пороге стоял Рома.

— Что тебе надо, — спросила она, поднимаясь.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он.

— Нам не о чем разговаривать.

— Послушай, — он сел на неудобный резной стул в углу комнаты, — что мы изводим друг друга? Я же люблю тебя.

Женя передернула плечами и красиво замерла на фоне окна, сжимая в кулаке записку от своего любовника и стараясь прикрыть тайник в стене.

— Мы вместе уже пять лет, все эти годы я старался быть тебе хорошим мужем, я не изменял тебе, не жалел денег, делал для тебя все. Ты только посмотри, кем ты стала! Я ввел тебя в бизнес, я купил тебе роскошную машину, я показал тебе весь мир, в конце концов! А в ответ я прошу всего ничего — нормального отношения.

Он поднялся.

— Ты же знаешь: я люблю тебя.

Рома сделал шаг к ней и тут же, словно дожидаясь этого, Женя закричала:

— Не приближайся! Не смей меня трогать!

Она выставила вперед руки и отшатнулась к окну. В глубине души она представляла себя со стороны и думала, что никогда она не была так прекрасна, как в этот момент.

Рома замер на месте.

— Вспомни, как все начиналось, — продолжал он, — Володькина свадьба, цветик-семицветик, кольцо, что я тебе подарил. У нас еще осталось три лепестка.

— Ничего у нас не осталось! — закричала Женя, — у нас все кончено! Разве ты не понимаешь — все кончено!

Она заплакала, и продолжая рыдать, кричала на него:

— Лепестков больше не осталось! У нас ничего больше нет — и быть не могло! Я проебала на тебя всю свою жизнь! Забери свое поганое кольцо — и она начала сдирать с пальца бриллиантовый перстень, стараясь не выронить зажатую в руке записку, — забери все, что подарил! Машину, квартиру, все забери! Ничего мне не надо!

На секунду она вспомнила гром за окном, грустного Альперовича, барабанящего пальцами по столу в такт песне Ветлицкой, но в этот момент, наконец, сорвала с пальца кольцо и швырнула Роме в лицо. Сверкнув, оно покатилось куда-то под кровать.

— Что ты делаешь, Женя? — крикнул Рома и попытался обнять ее. Она ударила его по лицу, сначала один раз, потом другой, не переставая плакать, и в самом деле все больше и больше веря, что именно он погубил ее жизнь, свел на нет все обещания, что были даны когда-то, обманул, превратил в истеричку, состарил раньше времени.

— Мне уже четвертый десяток, — кричала она, — я не успокоюсь! У меня уже нет времени!

— Успокойся, — повторял Рома, а она кричала «не смей меня трогать!» и вырывалась.