Он крепко обнял ее, сам удивившись своему порыву.

— Вот теперь точно так… как с папочкой! — прошептала девочка чуть слышно. Ее последние слова утонули в новых раскатах грома. Вэнди испуганно спрятала лицо у него на плече. Он чувствовал, как дрожит ее маленькое тельце, и инстинктивно еще теснее прижал ее к груди.

— Все хорошо, малышка! Не бойся! — проговорил он мягко и снова поразился своей нежности к этому беззащитному существу.

— Облака такие большие и неповоротливые и, когда они сталкиваются друг с другом, раздается гром. Я совсем не… испугалась, — доверительно сообщила девочка, — но вот Эмма… она не… выносит шума!

— Скоро все утихнет!

— Здесь, с тобой я в полной безопасности… Папа обычно рассказывал… мне сказку.

— К сожалению, я не знаю сказок! Поэтому лучше ты мне расскажи какую-нибудь историю.

— Ты не знаешь… ни одной сказки?

— Увы! Мне их никогда не рассказывали.

Вэнди задумалась на некоторое время.

Помолчав, она сказала:

— Я люблю сказки со счастливым концом, где злой волшебник пойман, и наказан, и больше не может творить зла людям!

— Вот и расскажи мне такую сказку!

— Я думала о тебе вчера ночью. Я представила себе, что ты волшебный принц, про которого мне недавно рассказывала Оливия.

— И что этот принц делал?

— О, он был очень храбрым человеком. Он победил злого волшебника, который принес людям столько горя и слез. И когда волшебник убежал, испугавшись принца, наступило всеобщее веселье и ликование. Все танцевали и ели вкуснейшие пирожные.

— Так вот чего ты от меня ожидаешь!

— Да, если бы ты был принцем, ты бы поступил точно также. Принцы всегда добры и щедры, и все их любят. А злые волшебники — нехорошие! И поэтому с ними борются и побеждают.

Раздался новый раскат грома, и Узнди быстро спрятала свое личико у него на груди.

— Гроза уходит! Слышишь, раскаты делаются все тише и тише, пока совсем не затихают!

— Эмма… очень рада, что ты… здесь с нами, — проговорила девочка сонным голосом. — Ну, а теперь, когда мы… в полной безопасности… мы будем… спать!

Ее голос замер.

И к своему изумлению герцог обнаружил, что ребенок крепко спит в его объятиях.

Неиспытанное доселе чувство нежности и умиления нахлынуло на него. Ему хотелось еще теснее прижать к себе девочку и защитить ее ото всех невзгод и сейчас, и в будущем. Впрочем, он уже пообещал ей, что она никогда больше не будет ложиться спать на голодный желудок.

Карета остановилась возле дома, и Тоня проснулся от резкого толчка.

— Я, кажется, заснул, — проговорил он невнятно.

— Уже почти четыре утра, так что ничего удивительного, — ответил Джерри.

Завтра не будем торопиться, — сказала Оливия. — Я оставлю Бесси записку, чтобы она приготовила завтрак попозже.

Джерри улыбнулся.

— Постараюсь не опоздать, но если задержусь, оставьте для меня что-нибудь горяченькое.

— Будь спокоен! Миссис Бэнкс проследит за этим. Ты ведь знаешь, что ты ее любимец. Когда она сообщает мне, что готовит на обед или к ужину, то всегда добавляет: «Мистер Джеральд любит это, и я хочу порадовать его!»

Оливия шутливо передразнила миссис Бэнкс.

— А, так значит ты ревнуешь миссис Бэнкс ко мне! Очень хорошо! Тогда я заберу ее назад в Чэд и буду наслаждаться ее стряпней в одиночестве!

— Ах, так! Тогда я порываю с вами всякие отношения, сударь! — с деланным негодованием проговорила девушка. — Я покидаю вас, сэр, оскорбленная до глубины души!

Джерри помог ей вылезти из кареты. На прощание она поцеловала его в щеку:

— Спасибо тебе, Джерри, за такой прекрасный вечер! Если бы не ты, нас никогда бы туда не пригласили!

— Мы устроим бал в Чэде и пригласим на него Люсинду, — пообещал Джерри.

Оливия вошла в дом. Тони плелся за нею, громко зевая:

— О, я еле стою на ногах!

— Ничего, завтра ты опять будешь весь день верхом на лошади и, конечно же, не устанешь!

— Конечно, нет!

Мальчик с трудом поднялся по лестнице. Было заметно, что после длинного дня и ночи, насыщенных всякими развлечениями, он действительно без сил.

Сама Оливия тоже чувствовала себя уставшей. Она погасила свечи, которые предусмотрительный Хиггинс оставил в холле.

Прежде чем идти в спальню, она решила заглянуть в комнату герцога. Дверь в комнату Хиггинса была полуоткрыта, чтобы он мог слышать зов больного, но сам слуга крепко спал.

Оливия открыла дверь в спальню герцога. Все было тихо. У изголовья на столике горела свеча. Странно, что Хиггинс не задул ее. Она, естественно, не могла знать, что перед сном лакей зашел в комнату хозяина, чтобы проверить, все ли в порядке, и застал герцога с открытыми глазами. Тот приложил палец к губам и махнул рукой, чтобы Хиггинс ушел.