— С кем? А, с этим грибником, который под машину попал? Нет, с ним все в порядке — никаких переломов, только испуг и сотрясение. Мы его спать положили в медчасть до завтра. Утром домой пойдет.

— А вот вы звонили Миняжеву…

— Да нет, — говорю, чтобы сбить с толку, — нет. Конечно, нет! Я не из-за раненого вернулся, я по своим делам. Где Миняжев… э-э-э… сейчас?

— Как где? — удивляется старший. — Не могу знать. В кабинете своем, полагаю.

— Прекрасно, — говорю. — Сейчас мы пойдем к нему, у него к тебе разговор был.

Старший очень удивляется. То ли на “ты” с ним генерал никогда не говорил, то ли в кабинет к этому Миняжеву для него ходить непривычно. Я рукой делаю неопределенный жест и пропускаю его вперед, а сам иду на шаг позади, смотрю, куда он сворачивает. Выходим мы по ту сторону проходной, заходим в бетонный бункер, мимо вахты — там все повскакивали с мест, я рукой махнул, мол, сидите, не надо почестей. Чисто по делу.

Идем дальше — там вестибюль здоровенный. Красиво так, ковры на стенах! А в глубине лифт. Чтобы не молчать, начинаю разговор, тщательно избегая личных местоимений:

— Давно хотел спросить… Вот наш Миняжев… Не замечается ли за ним чего-нибудь странного в последнее время?

— Хм… — Старший явно озадачен. — Никак нет. Не замечал, товарищ генерал!

— Да нет, конечно! Я не в том смысле, я в смысле — как… э-э-э… сотрудник? — говорю неопределенно.

— Наше дело маленькое, — пожимает плечами старший и бормочет удивленно: — Это вам уже виднее, товарищ генерал. С моей точки как бы… никаких нареканий по поводу в рамках охраны вверенной территории на своем посту… я не могу знать… как по долгу работы и строго в рамках режима… никак нет, в общем! Нет! Ничего подозрительного!

— Ну и молодца. — Я понимаю, что чин у старшего небольшой, и вообще скорее это начальник охраны территории.

Вот тут я искренне жалею, что до сих пор не выучил, какие звездочки на погонах чего означают. Открывается лифт, мы входим, старший ждет чего-то.

— Нажимай, нажимай… — говорю задумчиво. Старший давит десятый этаж и кнопку “пуск”. Лифт нехотя закрывается, и мы едем. Что бы еще такого спросить?

— А как по поводу опозданий?

— Каких опозданий? — изумляется старший. Увы, опять не попал.

— Да не в этом дело… — изображаю крайнюю степень задумчивости. — Речь-то не об этом…

— Случилось что-то, товарищ генерал? — участливо спрашивает старший. — Очень уж вид у вас… огорченный.

— Есть определенные неясности, — говорю честно. — Ну да справимся. Еще не с таким справлялись.

— Что, опять… — Старший многозначительно кивает наверх. — Сокращать хотят?

— Да уж не без этого, — говорю. — А ты сам как думаешь? Все, что здесь делалось и делается, это может кому-то там, — киваю вверх, — не понравиться?

— Ну, кто ж там у них всего знает… — говорит старший. — Неужели они узнали про…

И тут, как назло, лифт открывается и старший прерывает фразу. А мне переспрашивать неудобно. За дверью лифта — по полам ковры, прямо напротив — красивая деревянная конторка-пост, за ней дежурный. Встал, честь отдал.

Старший неуклюже останавливается, но под моим взглядом идет направо по коридору и замирает перед большой дверью. Вот черти, никаких надписей, никаких номеров. Я, решительно кладу руку на ручку двери, затем поворачиваюсь к старшему.

— Спасибо. Нам действительно нужно поговорить, но я думаю все-таки не сейчас, а на неделе. — Его лицо тревожно вытягивается, я улыбаюсь и добавляю: — По поводу повышения. Все будет хорошо.

И с этими словами шагаю в кабинет.

За столом, уставленным офисными сувенирами, сидит толстый суровый мужик с красноватым серьезным лицом и читает бумаги в папке. Перед ним — два мобильника и еще три старомодных аппарата с кнопками и дисками. Одет он в пиджак с галстуком. Галстук заколот желтой булавкой в виде самолета, и почему-то сам галстук камуфляжной расцветки. Никогда камуфляжных галстуков не видел, а ты? Миняжев вскакивает удивленно:

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Сиди, сиди, — говорю. — Ты уже меры принял какие-нибудь по моему звонку?

— Виноват? По поводу цистерны? Или по поводу раненного машиной?

— По поводу раненого.

— Я сейчас выясню. — И кладет руку на трубку.

— Не надо, — говорю. — Я уже выяснил. Когда я тебе звонил?

— Пятнадцать минут назад из города… — В его голосе растерянность.

— Я вернулся. С тем парнем все в порядке, легкое сотрясение. Не входите к нему и не трогайте до утра, пусть отоспится. А вот что у нас по поводу цистерны? Цистерна меня волнует.