Шрифт:
— Опять непонятно, — говорю. — Ну ладно, допустим. Есть прирожденные лидеры. А как становится лидером обычный человек?
— Вот это как раз очень просто, — говорит Миняжев. — Это природный механизм животной стаи. Как только стая остается без вожака — кто-то другой занимает его место и осознает себя вожаком. И тогда у него включается состояние вожака.
— Как у Жюля Верна, — вспоминаю я. — “Пятнадцатилетний капитан”?
— Виноват, не помню, — говорит Миняжев. — У людей это может быть не только вожак стаи, в смысле шеф и подчиненные, но и символический вожак, возглавляющий идеологическую линию.
— Ну и что, удались эксперименты?
— Никак нет, я уже доложил. Методов вызвать состояние вожака не найдено.
— Значит, программа экспериментов свернута? — спрашиваю я.
— Так точно.
— А какие еще эксперименты на людях были?
— М-м-м… — глубоко задумывается Миняжев. — Ну, боевая подготовка… Рукопашный бой на тренажерах…
— Это не то. Хирургические?
— Вживление датчиков радиации. Вживление… м-м-м… А, ну да. Вживление ампул для самоуничтожения разведчиков. Вживление… Кажется, все.
— А генетические?
— В каком смысле? — настораживается Миняжев.
— Генетические эксперименты над людьми были? В этом институте?
— Никак нет, — говорит Миняжев искренне. — У нас и базы нет для этого никакой. У нас же институт разведки. В основном-то…
— Так-так, — говорю я задумчиво и сам смотрю на Миняжева — вроде не врет.
— Нет! — спохватывается Миняжев и успокоенно тычет пальцем в стенгазету. — Если про это, то это же шутка! Мы ее снимем к приезду проверяющих, давно пора снять!
Он порывается снять газету, но я его останавливаю.
Оглядываю газету и вижу:
ПРАВДА О ЧЕЛОВЕКЕ-НЕВИДИМКЕ
В сверхсекретном институте для разведки и войны
Невидимки-суперлюди были изобретены.
Невидимка в штабе НАТО, всем дающий пендаля, —
Это было то, что надо генералам из Кремля.
Но случилась перестройка, и взорвался натрий хлор.
Инкубаторную стойку отнесли на задний двор.
Там, под действием рентгенов, децибелов и дождей,
Колбу семь пробил коленом человек, рожденный в ней.
„ Крах Советского Союза подорвал его мораль.
Незаметный, как медуза, он ушел куда-то вдаль.
И с тех пор в газеты пишут сотни удивленных дам,
Чувство секса ощутивших в людном месте тут и там.
И тревожит наше сердце феномен последних лет —
Появление младенцев, мутноватых на просвет.
Господи! Вздымаем руки, о прощении моля
За преступные науки и агрессию Кремля!
Слишком тяжела расплата…
Больно за судьбу детей…
Но больней всего, что НАТО не дождалось пендалей!!!
— Хм… — говорю я и смотрю на Миняжева. — Так все-таки проводились опыты на людях?
— Это шутка! — говорит Миняжев, отцепляет газету и сворачивает в рулон. — КВН гарнизона.
— Ага, понятно, — говорю, хотя сосредоточиться на важном разговоре уже сложно после такого. — Но все-таки, значит, вы, Миняжев, не знаете ни о каких экспериментах с генами человека?
— Никак нет, — отвечает Миняжев.
— То есть ни генной инженерии, ни этого… выращивания клонов?
— Виноват, — говорит Миняжев. — Клонов? Не слышал про клонов.
И тут у него звонит мобильник. Ты уже догадываешься, да? Я — так поначалу и не подумал, ну мало ли, звонит мобильник и звонит. Мой бы тоже звонил, если б я его не разгрохал в лепешку.
— Разрешите ответить? — спрашивает меня Миняжев. Я киваю. Миняжев вытаскивает крохотный аппаратик — а я почему-то думал, что военные носят большие мобильники камуфляжной расцветки. Вытаскивает его, подносит к уху:
— Слушаю?
И тут его лицо вытягивается. А я все еще не понимаю, тупо смотрю на стеллажи, на рулон стенгазеты в его руке.
— Пострадавший? — говорит Миняжев хриплым голосом, поднимает на меня взгляд, смотрит прямо в рот, а глаза у него круглые и испуганные. — Так точно… Никак нет…