– А ты чего не садишься? – удивленно спросил Мэллори. – Разве мы не за тем зашли сюда, чтоб сделать перекур?

– Нет, шеф, не за тем, – растягивая слоги, ответил Дастн. – Дешевый трюк, чтоб заманить вас сюда. Хочу показать несколько вещественных доказательств.

– Какие ещё к бесу доказательства? Что ты там мелешь?

– Попрошу выслушать меня, капитан Мэллори, – сухо произнес янки. – Ваше время я трачу не зря, могу поручиться.

– Ну, хорошо, – ответил озадаченно Мэллори, хотя его доверие к янки ничуть не поколебалось. – Делай, как знаешь. Только не тяни резину.

– Благодарю вас, командир. – Официальный тон трудно давался Миллеру. – Много времени мне не понадобится. Тут должна быть лампа или свечка. Ты же сам говорил, островитяне всегда оставляют огонь, даже если не живут в доме.

– Этот обычай уже сослужил нам службу. – Заглянув под топчан, Мэллори включил фонарь и выпрямился: там лежали две или три свечи.

– Нужен свет, шеф. Окон здесь нет. Я проверил.

– Зажги пока одну свечу, а я выйду и погляжу, не просвечивает ли в щели, – ответил капитан, недоумевая, зачем все это Миллеру надо. Он догадывался: янки не хочет, чтобы он задавал лишние вопросы. Правда, спокойная уверенность Дасти делала излишним неуместное любопытство. Меньше чем через минуту Мэллори вернулся. – Снаружи не видно ничего, – сообщил он.

– Вот и лады. Спасибо, шеф. – Миллер зажег вторую свечу. Сбросив с плеч рюкзак, положил его на топчан. Постоял рядом. Взглянув на часы, потом на Миллера, Мэллори напомнил:

– Ты хотел показать какие-то там вещественные доказательства.

– Было дело. Я толковал насчет трех вещественных доказательств. – Порывшись в рюкзаке, янки вынул черную коробочку чуть поменьше спичечной. – Вещдок номер один.

– Что это? – Мэллори удивленно поглядел на нее.

– Взрыватель с часовым механизмом, – Миллер стал отвинчивать заднюю крышку. – Не люблю работать с этими хреновинами. Чувствуешь себя этаким революционером, закутанным в плащ, с усищами, как у Луки, в руках бомба с дымящимся фитилем. Но фитиль – штука надежная. – Сняв крышку, Дасти посветил фонарем. – А вот этот взрыватель ни к черту не годится. Выведен из строя, – добавил он негромко. Часовой механизм исправен, а контактный рычаг отогнут назад. Механизм будет тикать хоть до второго пришествия, но от него даже шутиха не загорится.

– Какого черта…

– Вещдок номер два, – продолжал Миллер, словно не слыша капитана. Открыв коробку с детонаторами, бережно извлек капсюль из фетрового гнезда, выложенного ватой, и поднес его к самым глазам. Потом поглядел на Мэллори. – Гремучая ртуть, шеф. Всего семьдесят семь гранов, но пальцы оторвет напрочь. И притом страшно чувствительное устройство. Легкий щелчок, и взорвется. – Янки разжал пальцы, и капсюль упал на пол. Инстинктивно зажмурясь, Мэллори отпрянул, когда американец изо всей силы топнул по капсюлю тяжелым каблуком. Однако взрыва не последовало. – Тоже ни к черту не годится, верно, шеф? Ставлю сто против одного, что и остальные не лучше. – Он извлек из кармана пачку сигарет, закурил, посмотрел, как вьется дымок у пламени свечи, и затем убрал в карман пачку.

– Ты хотел ещё что-то показать мне, – негромко заметил Мэллори.

– Да, я хотел показать тебе и ещё кое-что, – голос Дасти прозвучал ласково, но по спине у Мэллори пробежал холодок. – Я хотел тебе показать шпиона, предателя, самого злобного, хитрозадого и двуличного убийцу и мерзавца, какого только видел свет. – Достав из кармана пистолет с глушителем, янки крепко сжимал его в руке, целясь Панаису прямо в сердце. Дасти продолжал ещё спокойнее, чем до этого: – Иуда Искариот в подметки не годится нашему приятелю. Снимай куртку, Панаис.

– Какого черта? Спятил ты, что ли? – В голосе капитана прозвучали раздражение и растерянность. Новозеландец шагнул было к нему, но наткнулся на крепкую, точно из железа, руку Миллера. – Что за чушь ты несешь, черт тебя побори? Он и английского-то не знает!

– А может, все-таки знает? Почему ж он пулей выскочил из пещеры, когда Кейси сказал, что ему послышались какие-то звуки?.. Почему он первый драпанул из рощи? Ты же отдавал распоряжения по-английски! Сними-ка куртку, Иуда, а то руку прострелю! Даю две секунды.

Мэллори хотел было, схватив янки за плечи, повалить его наземь, но тут увидел лицо Панаиса: зубы оскалены, в угольных глазах смертельная ненависть – того и гляди убьет. Столько злобы на лице человека Мэллори не видел ещё ни у кого. В следующее мгновение ненависть сменилась выражением боли и изумления, когда пуля тридцать второго калибра впилась чуть пониже плеча предателя.

– Через две секунды вторую руку прострелю, – деревянным голосом сказал Миллер. Но Пацане уже срывал с себя куртку, не спуская с Миллера глаз, враз потемневших от звериной ненависти. Увидев этот взгляд, Мэллори поежился и посмотрел на Миллера. Бесстрастность – вот что было написано на лице американца. Бесстрастность. Мэллори снова почувствовал озноб, сам не зная, почему.

– Отвернись, – пистолет не дрогнул в руках янки. Панаис медленно отвернулся. Миллер шагнул вперед, ухватился за воротник его черной рубахи и рывком сорвал её.

– Кто бы мог подумать? – протянул Миллер. – Вот чудеса! Помнишь, шеф, Лука нам рассказывал, будто этого типа публично пороли немцы на Крите? Пороли до тех пор, пока не обнажились ребра. И спина, дескать, превратилась в сплошную рану.

Взглянув на спину грека, капитан промолчал. Он был в растерянности. Все прежние его представления о Панаисе рассыпались словно карточный домик. На смуглой гладкой коже грека он не увидел ни царапины, ни даже пятнышка.