Ласситер, выйдя из машины, взирал на развалины.

Вид сгоревшей клиники напомнил ему то страшное утро, когда он подъехал к дому Кэти и увидел, что от него осталось – обуглившееся дерево и покореженный, почерневший металл.

А также оскверненную могилу Брэндона. Полиция сделала все что могла, но Ласситер помнил поваленный надгробный камень, втоптанные в грязь цветы, следы сажи на влажной красноватой почве и полосы рассыпанного пепла.

Он вздрогнул, и его тело покрылось гусиной кожей. Вдоль позвоночника медленно разливался холод, и Ласситером овладело чувство безысходного отчаяния. Он смог устоять на ногах, лишь всем телом откинувшись на машину. Почему получается так, что, куда бы он ни обратился за помощью, находил лишь выжженную пустыню?

Теперь, после того как исчезла клиника Барези, его расследование скорее всего закончится. А ведь совсем недавно Джо, казалось, нащупал то, что объединяло гибель четырех женщин. И вот теперь это общее звено уничтожено. Стерто с лица земли безжалостным огнем.

Внезапно Ласситер услышал собственный вздох. Он начал терять уверенность. Впервые со времени смерти сестры стал сомневаться, что ему удастся выяснить, почему она и Брэндон были убиты.

Он неуверенно вернулся туда, где дорога раздваивалась, и, повернув налево, поехал вверх – в сторону Монтекастелло и пансионата «Акила». Солнце уже клонилось к закату, и городок на фоне пылающих небес выглядел неприступной крепостью.

Пологий подъем скоро стал значительно круче, и дорога начала взбираться к окруженному стенами городку изящной спиралью. Переключившись на вторую передачу, а затем и на первую, Ласситер не отводил глаз от медленно ползущей вверх стрелки указателя температуры. Только через десять долгих минут автомобиль дополз до вершины утеса.

Джо оказался в своего рода городской приемной на свежем воздухе. Несколько домов прилепились к склону на краю небольшого сквера, усаженного пиниями. В их тени у красивого фонтана сидели женщины, не спуская глаз со своих малолетних детей. Остальная часть ровного пространства была отведена под стоянку машин, и Ласситер увидел, что пять мест на стоянке зарезервированы для пансионата «Акила». Заняв одно из них, он заглушил двигатель и вышел из машины. Рядом на ржавом металлическом фонарном столбе висел красный ящик с надписью:

Ласситер поднял укрепленную на петлях крышку и извлек из ящика карточку из плотного картона.

На одной стороне карточки была нарисована схема пути до пансионата, а на другой две заключенные в отдельные рамки картинки. На первой был изображен, по-видимому, коридорный – полосатые брюки, улыбка от уха до уха и цилиндр с надписью «Акила». Коридорный шагал со стоянки с двумя чемоданами в каждой руке – пятый чемодан парень держал под мышкой. Во втором квадратике коридорный уже стоял в вестибюле пансионата, почтительно склонившись перед царственного вида дамой. Рядом, выстроившись по ранжиру, ждали чемоданы. «Весьма эффективный способ информации», – подумал Ласситер. Сам он, к счастью, в услугах жизнерадостного коридорного не нуждался.

С картой в руке Ласситер подошел к краю утеса и заглянул в пропасть. Он увидел темную ленту реки, вьющуюся по равнине, а вдалеке – мерцающие огоньки Тоди. Внезапно прямо у него под ногами послышались крики ребятишек. Взглянув вниз, Ласситер с удивлением обнаружил небольшое футбольное поле. Дюжина мальчишек, разбившись на шестерки, с увлечением гоняла мяч в умирающем свете дня.

Основная часть поля висела над обрывом, покоясь на мощных консолях. Все игровое пространство было обнесено черной сеткой, укрепленной на металлических столбах. Благодаря этому сооружению игрокам не требовалось постоянно прыгать за мячом в пропасть.

В обычных обстоятельствах Ласситер обязательно задержался бы посмотреть игру, но уже изрядно стемнело, и следовало добраться до пансионата, пока что-то еще можно было увидеть.

Машины, очевидно, в город не допускались, и, пройдя через арку в стене, он сразу же понял почему. Ни один автомобиль в город просто бы не проехал. Ласситер миновал туннель, прорубленный в стене, и очутился в самом начале виа Мажоре – сложенных из камней ступеней, переходящих в средневековую улочку, настолько узкую, что Ласситер, разведя руками, мог коснуться домов, стоящих по обеим ее сторонам. Улица снова превратилась в туннель – на сей раз под серым каменным зданием, но после выхода на свет стала крошечной площадью.

Дорога все время шла вверх, и, когда Ласситер увидел на стене рядом с массивной деревянной дверью овальную вывеску, он уже едва дышал. На вывеске яркими буквами было начертано:

Ласситер не верил собственным глазам. Пансионы обычно весьма скромные заведения, но «Акила» помещался в элегантном здании – своего рода небольшом дворце.

На резной двери имелась пластинка с надписью «Входите», что Ласситер не преминул сделать, вступив в большой с мраморным полом вестибюль, не изуродованный избытком мебели. Пара гобеленов на стенах, черный сверкающий рояль и несколько старинных восточных ковров на полу. За массивной деревянной стойкой, совершенно пустой, если не считать металлической подставки для открыток и регистрационной книги, восседал мужчина лет пятидесяти в темно-синем блейзере с золотым гербом. Он был почти по-театральному красив.

Ласситер, все еще тяжело дыша, подошел к столу. В ребрах пульсировала боль.

– Джо Ласситер, – сказал он, безуспешно подыскивая итальянский эквивалент слова «резервировать», но человек за стойкой неожиданно заговорил по-английски.

– Ах да. Добро пожаловать в «Акилу», – произнес он с британским акцентом. – У вас еще есть багаж? Я мог бы послать за ним Тонио.

– Вы говорите по-английски? – не выдержал Ласситер.

– Да… в некотором роде. Вообще-то я англичанин по происхождению.