– Вы еще не включали автоответчик, когда вернулись домой?

– Я только собиралась это сделать, – сказала Мэрилин. – Но затем полиция начала звонить через каждые три минуты.

– Вы не могли бы включить его сейчас? – попросил Карелла.

Она подошла к магнитофону, стоящему на столе, и нажала кнопку.

Уиллис раскрыл записную книжку.

– Привет, Мэрилин, – произнес женский голос, – это Диди. Позвони мне, как сможешь, хорошо?

В своей книжке Уиллис отметил «Диди».

Щелчок, гудок, затем другой голос.

– Мисс Холлис, говорит Хэдли Филдз из «Меррил Линч». Позвоните мне, пожалуйста.

Уиллис записывал: «Хэдли Филдз, Меррил Линч».

Щелчок, гудок, потом:

– Мэрилин, это Бэз. У меня есть билеты в филармонию на среду. Позвони мне, если свободна. Не позднее понедельника, ладно?

Кассета крутилась, и Уиллис продолжал записывать.

– Мэрилин, я ненавижу твой ответчик. Это Чип, позвони мне, ладно?

Щелчок, гудок... кто-то повесил трубку.

– Терпеть этого не могу, – сказала Мэрилин. Опять щелчок, опять гудок.

– Мэрилин, это опять Диди. Где тебя носит? Звонки шли один за другим. «Очень занятая дама», – подумал Уиллис.

И затем где-то среди всех этих голосов...

– Мэрилин... ты мне нужна... я... я...

Резкий вдох...

Затем такой звук, как будто трубка ударилась о что-то твердое...

Послышались звуки, как будто кого-то рвет...

Щелчок, гудок, и опять череда вызовов.

– Мэрилин, это Диди. Я звоню тебе все выходные. Может быть, ты все же позвонишь мне?

– Мэрилин, это Элис, это Чип (и я по-прежнему ненавижу твой автоответчик), это Бэз (опять про концерт в филармонии), это Сэм, это Джейн, это Энди...

Среди звонивших ни одного Тома, Дика или Гарри.

Карелла вынул листок, который она дала им, и спросил:

– Вы уверены, что это все мужчины, с которыми вы встречаетесь?

– Да, на настоящий момент, – ответила Мэрилин.

– А остальные? – спросил Уиллис.

– Какие остальные?

– Которые звонили.

– Просто приятели.

– Но с ними у вас ничего нет?

– Нет.

– Это был голос МакКеннона? – спросил Карелла. Она ответила не сразу. Затем сказала: «Да» – и опустила взгляд.

Карелла закрыл свою книжку.

– Возможно, нам понадобится связаться с вами в будние дни. Вы не могли бы дать нам свой рабочий телефон?

– Я сейчас не работаю, – ответила она.

Уиллису казалось, что его лицо ничего не выражает, однако Мэрилин, очевидно, что-то заметила.

– Это не то, что вы думаете, – тут же добавила она.

– А что я думаю? – поинтересовался он.

– Вы думаете: дорогой, хорошо обставленный дом – наверное, у нее богатенький покровитель – этакий па-пик. Вы ошибаетесь. У меня действительно есть папочка, нефтепромышленник в Техасе, и он не позволит, чтобы его единственная дочь умирала бы с голода в этом большом противном городе.

– Понятно.

– Ну что ж, простите, что заняли у вас так много времени, – сказал Карелла. – Вы нам действительно очень помогли...

– Чем же? – спросила она, провожая их до дверей. На улице было холодно, дул пронизывающий противный ветер.

Глава 3

Они называли это 24-24.

Схема относилась к делам об убийстве, когда особенно важны для расследования были двадцать четыре часа до смерти человека и двадцать четыре часа после нее.

Сутки накануне смерти имели огромное значение, поскольку все то, что делал покойный, куда он ходил, с кем встречался, все это могло быть каким-то образом связано с его смертью. Официально Джером МакКеннон считался жертвой, даже если и проглотил никотин по своей собственной воле. Сутки после смерти имели смысл лишь в том случае, если речь шла об убийстве, поскольку время работало против детективов, и по мере того, как шло время, след становится все бледнее и бледнее, давая убийце больше шансов. В полиции считалось, что если в течение недели не удается найти надежную зацепку, то дело можно спокойно отправлять в «Папку нераскрытых преступлений». Эта папка являлась кладбищем многих расследований.

Над делом МакКеннона работали всего два детектива. Это убийство не относилось к разряду особо выдающихся, таких, которыми заполнялись полосы местных газет. Убитый являлся не слишком известной личностью, никаких необычных обстоятельств с этим делом связано не было, обычное бытовое убийство в городе, плодившем подобные преступления в огромных количествах. Да, яд, действительно, оказался весьма необычным орудием убийства, однако даже это не наводило на мысль о чем-либо экзотическом. Средства информации были полны сообщениями о сенсационных убийствах, а поскольку данный случай не представлял пример того, что копы называют «гладиаторской привлекательностью», то в газетах и телевизионных новостях ему было уделено самое незначительное внимание. Лишь во вторник один из комментаторов утренней программы, который уже полгода обрушивался на курение, как на одно из величайших зол, поскольку именно полгода назад сам бросил курить (известно, что самыми фанатичными праведниками становятся раскаявшиеся грешники), – использовал этот случай для иллюстрации высказывания «никотин – это яд», однако это был глас вопиющего в пустыне.