Из многолетнего опыта он знал, мало кто из чернокожих юристов, врачей, инженеров или архитекторов селился в Даймондбеке, или, во всяком случае, в этой части Даймондбека. Если уж они и забираются сюда, то лишь на самую границу района, ласково прозванную Булочкой. Если бы Артуру Брауну пришлось жить в Даймондбеке, он тоже постарался бы обосноваться в этом месте. Плохо, правда, что жили здесь исключительно черные. А Браун считал, что в однородном населении, о каких бы краях ни шла речь, есть что-то глубоко неправильное. За исключением, может быть, Китая. Впрочем, даже Китай несколько беспокоил Брауна. Как можно целыми днями ходить по улицам и не встретить ни одного человека со светлыми волосами и голубыми глазами? Неужели не надоедает видеть вокруг только черноволосых да косоглазых? Браун был доволен, что живет не в Китае и не в Даймондбеке. Но сейчас, двенадцатого октября, без десяти одиннадцать вечера, он здесь, в самом центре Даймондбека, и беседует с владельцем «Кадиллака» с номерным знаком WU3200.

Едва из автоинспекции поступили сведения насчет этого «Кадиллака», как они с Хейзом поняли, что интереса он не представляет. Официант в «Марино» сказал, что Дарси Уэллс была с белым. Может, в Даймондбеке и живут белые, но даже в этом случае — раз-два и обчелся. Можно было ставить сто против одного, что малый, который откроет им дверь, окажется черным, и тысячу против одного, что черный, разъезжающий в новом «Кадиллаке», делает деньги либо на наркотиках, либо на девочках.

Уилли Бартлет торговал девочками.

Им и пяти минут не понадобилось, чтобы выяснить, что вчера вечером он был в центре, подбрасывал приятельницу, но и эти пять минут были потрачены впустую, потому что у этого человека не тот цвет кожи.

«Но, может, — размышлял Браун, в этом городе у каждого черного не тот цвет кожи?»

Эйлин Берк не могла заснуть.

Сейчас было одиннадцать, и она поставила будильник на девять утра, что означало десять часов сна, если удастся отвязаться от всяких мыслей и спокойно заснуть. Этого было бы более чем достаточно. Когда они с Бертом спали у нее в постели или у него, больше шести часов, да и то в лучшем случае, не выходило. А сегодня она была в постели у Мэри, но заснуть не получалось, потому что всякие мысли лезли в голову. Сегодня Берт звонит в дверь, а за дверью, может, убийца... А завтра ей, а точнее Мэри, стучат в дверь, а за дверью насильник... Ни то, ни другое не помогало уснуть.

Плохо, что Берта сегодня отправили на задание. Чтобы он там ни придумал по телефону, Эйлин была уверена, поспалось бы ей после этого разговора хорошо. А если завтра все пойдет так, как рассчитала Энни, хороший сон ей ой как не помешает. Но мысли о завтрашнем дне как раз и не давали уснуть. И еще ей не давали покоя догадки Энни. Есть в них что-то. Или все эти четыре-три-две недели просто фантазия? Что толку гадать, надо самой еще раз пройтись по календарю. Все лучше, чем просто лежать и переживать, что будет завтра вечером, да и наступит ли этот вечер вообще.

Она зажгла ночник, отбросила одеяло и спустила ноги на пол. В квартире было холодно, октябрь как никак. Эйлин накинула халат и, лавируя между завалами грязного белья, прошла в гостиную.

Здесь она зажгла настольную лампу и выдвинула верхний ящик в надежде найти календарь побольше и поудобнее, чем календарик на первой странице чековой книжки Мэри. Но нашла она только пластиковый календарик, на котором были написаны имя и номер телефона прачечной, такие носят обычно в бумажнике. К тому же он за прошлый год. Эйлин выдвинула нижний ящик правой тумбы стола и достала все ту же большую чековую книжку.

Заметки, которые она делала, разговаривая с Энни, были тут же, на столе. Эйлин принялась считать недели. Похоже, Энни все же права. Даже учитывая летний мертвый сезон, схема просматривается четко. Завтра пятница, двадцать первое, и если их клиент действует по расписанию, Мэри Холдингс предстоит очередная встреча. Из чистого любопытства Эйлин начала листать чековую книжку, отмечая корешки счетов, которые Мэри оплатила в дни, когда стала жертвой насилия.

Десятое июня. Напряженная деятельность, куча счетов к оплате, ну и ежедневные рутинные покупки. Денежные переводы в разные магазины, оплата счетов телефонной компании, счета за свет. Эйлин насчитала десять чеков. Так, теперь посмотрим, что там было шестнадцатого сентября. Тоже немало. У этой дамочки, право, счетов хватает. На алименты, видно, живется неплохо. Арендная плата, театральный абонемент, далее чек, выписанный на организацию ГЦО, корешки чеков, оплаченных по счетам «Альберт Клинерз», «Ситизенс Сэйвинг Банк», «Америкэн экспресс», «Виза». Вот, вроде, и все.

Что это за ГЦО, хотелось бы мне знать. Похоже на общество в защиту прав граждан на ношение оружия? Ничего себе. Поддерживаешь местную организацию и в то же время облегчаешь жизнь воришкам всего мира. А может, Городской Центральный Отдел? Или Горькая Целлюлозная Отрава?

Эйлин пожала плечами.

Седьмого октября Мэри выписала шесть чеков: два, вполне естественно, в магазины, один в картинную галерею, еще один за ремонт телевизора, далее в пиццерию, и наконец 1650 долларов некоему Ховарду Московицу, судя по всему, терапевту.

Так что же это все-таки за ГЦО? Она вернулась к началу чековой книжки. Может, Мэри и раньше переводила деньги в эту самую ГЦО? И может, на каком-нибудь корешке она расшифровала название этой, безусловно, весьма достойной организации? Например, «Гордость Целой Округи»? Или «Готовая Целебная Пища»?

В течение нынешнего года Мэри отправила туда три перевода: сто долларов в январе, пятьдесят в марте и еще пятьдесят шестнадцатого сентября, в тот самый день, когда она стала жертвой насилия. Явно квартальные взносы. К сожалению, на всех корешках значилась только аббревиатура.