Шрифт:
Костюк был сильно пьян.
– А! – сказал он. – Попался, партизанская душа! – и сильно хлестнул по столу плетью. – Я тебя вот этой не лупил?
– Что вы? – Гребенюк пересилил страх и улыбнулся только одним глазом. – Да такое я век помнил бы. Простите, как величать-то?
– Гм! – промычал Костюк и принял осанистый вид: – Величай просто – товарищ начальник.
– Товарищ начальник? – удивился Гребенюк. – А разве так можно! За это же – тово… – приложил он палец к виску.
– Тьфу! – плюнул Костюк, – будь ты проклят! Конечно, нет. Господин начальник!
– А теперь, господин начальник, даже трудно разобрать, кто тебя грабит, свои аль чужие.
– Смотря кто ты?
– Я-то? Православный. Крестьянин, и мать моя, и отец…
– Довольно болтать-то! – начальник снова хлестнул плеткой по столу. – Християнин. Лучше признавайся, кто тебя сюда подослал? Ну! – И плетка взлетела вверх и там застыла.
– Меня-то? Нужда. Соли нет, спичек – тоже. Лучину зажечь нечем…
– Нужда, – передразнил Костюк. – Знаем мы эту нужду. Говори, где ваш главарь Дядя Ваня?!
– Дядя Ваня? А кто он такой?
– Э-э-э, не знаешь? – ехидно пропел полицай и расстелил на столе приказ. – Читай! – ткнул он рукоятью плетки в строки, где говорилось, что за его голову – 10000 марок.
– Я, господин начальник, неграмотный.
– Неграмотный? Врешь, паскуда! А ну!
– Вот, ей-богу, – перекрестился Гребенюк. – Мать моя и отец мой…
– Неграмотный? – зло бубнил начальник. – Когда дело касается партизан, то вы все неграмотные… Раз неграмотный, так на! – и полицай, сложив вчетверо приказ, сунул его Гребенюку. – Развесь в своей деревне, и пусть все прочтут. Теперь марки – самые настоящие деньги. На них и соль, и керосин, и корову купишь… А теперь – вон!..
– Все понял, господин начальник, – живо ответил Гребенюк и выскользнул за дверь.
Пока Гребенюк находился в доме полицаев, Юра успел обойти почти полдеревни и направился к возу, куда печник уже подкатил колесо.
– Я подниму задок, а ты надень колесо на ось, – обратился печник к Юре и как следует ухватился, поднатужился, но поднять один не смог. А Гребенюк как назло все не шел.
Тогда печник отошел к дому Шульца, взял жердь к, просунув ее под заднюю ось, поднял зад телеги. И только сейчас увидел вышедшего из дверей Гребенюка.
– Паренек! Давай колесо, – скомандовал печник. – Вот так. Теперь загвоздку.
Не прошло и трех минут, как телега стояла на всех четырех колесах.
– Благодарствую, дорогой земляк! – Гребенюк протянул печнику кисет с махоркой. – Это тебе, дорогой друг, на память.
– А ну! – полицай толкнул Гребенюка, от чего тот всем телом рухнул на телегу. Затем сел как следует и спросил полицая:
– Русский?
– Русский.
– Не может быть. Ни дать ни взять вылитый фриц!
– Кто? Повтори! – полицай замахнулся на старика прикладом.
– А разве я плохое сказал? Ты такой же статный и такой же властный, как и он. – Гребенюк показал кнутовищем на обер-фельдфебеля, стоявшего во дворе и смотревшего, как солдат ощипывает обезглавленного гуся.
– Рыжик, садись! Поехали! – Гребенюк крутанул кнутом. Юра ловко вскочил на телегу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Было глубоко за полночь, когда в окно дома Гребенюка постучали. Вошли двое – рыжеволосый парень-партизан и пожилой седой мужчина, тот самый, за которого фашисты сулили десять тысяч.
Еще с порога, обращаясь к седому, парень отрекомендовал хозяев:
– Это Иван Антонович, Гребенюк Иван Фомич, а это – бывалый боевой разведчик Юра Рыжиков! – и тут же к Юре и Гребенюку: – Знакомьтесь с Дядей Ваней.
Дядя Ваня. Вот он какой. Совершенно обыкновенный человек, среднего роста, даже без бороды. Только во всем его поведении чувствовалась военная собранность и сосредоточенность.
Гребенюк начал докладывать о результатах разведки. Но торопился и потому часто сбивался, перепрыгивая с одного на другое.
Тогда в разговор вступил Юра. Подражая разведчикам бывшего своего полка, сыном которого он был, мальчишка послюнявил карандаш и провел на кромке комендантского приказа извилистую линию:
– Это речка. – Затем прочертил правее речки прямую, – это дорога. А вот здесь – дома, – рисовал он слева от дороги квадратики. И продолжал словами Гребенюка: – Теперь будем танцевать от печки, вот отсюда, – и между первым и вторым нижними квадратиками Юра большим кружком обозначил гнездо аиста: – Первая хата-развалюшка, во второй и третьей – живут солдаты, в одной из них я насчитал одиннадцать фрицев. Дальше – сад. За ним большой дом с белыми наличниками.