С той поры бетон в верхней части побелел, слегка выветрился, а в нижней, от земли, подернулся зеленым мхом и стал походить на дерево. Почему-то было жутковато стоять возле него, особенно одному и в вечернее время. Создавалось полное впечатление, что живое дерево стоит на четырехгранной огромной глыбе. К тому же к постаменту была прикручена доска с надписью, где рассказывалась история дерева, и начиналась она с того, что Колокольный дуб помнит татаро-монгольское нашествие…

И вот дети старшего Ерашова, уже много повидавшие и многое пережившие, вдруг напугались этого дуба и боялись гулять одни по Дендрарию. А Ерашова пугало их отношение к жизни и восприятие мира: они не ужасались от смерти человека, но с первобытной дрожью страшились умирающего дерева.

Что это было? Неосознанное движение детской души, преклоняющейся перед величием смерти природы? И напротив, она, душа, молчала, взирая на дело привычное и обыденное — человеческая смерть?

Алексей вернулся к дому и сел на ступенях парадного: не хотелось вносить свои мысли туда, где была радость. Кирилл же увидел его и немедленно оказался рядом, прижался плечом к его плечу. Сидел на мокрой ступени и не замечал этого.

— Не боишься оставлять без присмотра? — спросил старший Ерашов. — Смотри, улетит жар-птица. Или перышки пощиплют.

— Здесь я ничего не боюсь, — заверил Кирилл. — Ее бабушка Полина взяла на крюк, и ни на шаг…

— Давно знакомы?

— В семнадцать двадцать будет ровно сутки, — Кирилл сказал это с удовольствием: дескать, вот как надо брать невест!

— Приличный срок, — проронил Алексей. — Ну, смотри, брат, сам выбирал…

— И не жалею! — Он заговорил горячо: — Ты знаешь, Алеша, она потрясающая девчонка! Ни на кого не похожа!

— Разумеется! — усмехнулся старший Ерашов. — Созывай родню на свадьбу. Когда свадьба-то?

— Мы хотели сразу, в три дня, — Кирилл досадно вздохнул. — В загсе потребовали документы… Ну и вот, ровно через месяц теперь.

— Новый адрес Олега есть?

— Нет, он же потерялся, ни одного письма…

— Адрес дам, — пообещал Алексей. — Олега обязательно вытащи. Напиши ему хорошее письмо… В общем, чтобы Олег был!

— Понял, командир!.. Ты зачем приехал, Алеш? Неожиданно…

— К Седому приехал, — сдержанно сказал старший Ерашов.

— К Седому? — изумился Кирилл. — Неужели у вас сохранились отношения? И он тебя принял?

— Принять-то принял…

— Но ничем не помог!

— Да, брат, — вздохнул старший Ерашов. — Седой сам помощи просит… Ладно! Забыли! Короче, я ухожу из армии совсем. Вчистую!

Кирилл встал, недоуменно помотал головой:

— Ты что, Алеш? Ты же писал, даже в военкомат согласен? Ну дела!..

— С тобой заключили контракт? Заключили, вместе с назначением, — Алексей тоже встал, но на ступень ниже брата. — А со мной — нет. Теперь подумай: почему со старыми боевыми офицерами не заключают контрактов? Мы что, не нужны армии?

Кирилл помолчал, сказал с растерянностью:

— Я пока в этом не разобрался, Алеша. В училище ничего не поймешь.

— Вот потому с тобой и заключили контракт, что ты ни в чем не разбираешься, — старший Ерашов похлопал его по плечу. — Ну, ничего, разберешься! И больше ни слова об этом! Пошли в дом!

— Алеша, погоди, — Кирилл стоял растерянный. — Ты уйдешь в отставку, а я что? Один в армии останусь? Я же хотел с тобой. Всем говорил, у меня отец и брат… Может, на преподавательскую? Ты же хотел!

— Нет, Кирюша, принципиально уйду, — он обнял брата и повел в дом. — Чего ты напугался? Один… В академию помогу поступить. С назначением поближе к дому — тоже… А я стану твою жену-красавицу тут охранять! Знаешь, какой глаз за ней нужен? Того и смотри — умыкнут! Детей твоих нянчить буду! Племянников, а?

— Я хотел ее с собой… — начал было Кирилл, однако брат развернул его к себе, сказал мягко и определенно, как это он умел:

— Жену оставишь дома. И убедишь ее, что она должна жить в семье. Все понял?

— Понял, командир, — подчинился Кирилл. — Опять я остаюсь совсем один, как в Доме ребенка. Вот судьба, тиимать!

— Ничего, тут близко, — успокоил Алексей. — Сам будешь приезжать, она к тебе съездит… Зато знаешь, когда долго не видишь жену, так волнуешься, так в душе щемит — как будто впервые встретил. И домой будешь рваться, дни считать… Запомни, брат: красивая офицерская жена в военном городке — всем беда. И тебе в первую очередь. Не от снаряда в танке сгоришь, а от ревности… Поначалу, бывало, мне надо боевую задачу выполнять, а я лечу и думаю: на нее тогда в магазине один майор смотрел. Так смотрел, подлец! Интересно, что она станет делать, если этот майор припрется к ней с цветами, с шампанским… И знаешь, Кирюша, — он взял себя за горло. — Эта штука вот так давит, днем и ночью… И тогда становишься как больной, ничто не в радость. А я ведь, Кирюша, не ревнивец, не такой, чтобы… Просто Катюша была очень красивой, все озирались. Это она за последние годы сдала, когда я по госпиталям начал валяться, особенно после Афгана… Красивая женщина, брат, величайшая ценность. И мужчины будут к ней тянуться, независимо от ее поведения. Все в мире уйдет в прах, все забудется, а она останется. Никто не знает, что было в Древнем Египте или Греции, но все помнят Нефертити, Клеопатру, Таис Афинскую…