Бухина О. Б.
Шрифт:
– Ты воин Тисрока, да живет он вечно? Радость моему сердцу встретить тебя среди этих зверей и дьяволов На-рнии. Дай мне руку, друг.
И раньше, чем тархистанский часовой понял, что произошло, его рука была крепко схвачена. В следующий момент он уже стоял на коленях, и кинжал касался его шеи.
– Один звук и ты умрешь, – прошептал ему на ухо Тириан. – Скажи мне, где единорог, и ты останешься жив.
– Позади Хлева, о, мой господин, – заикаясь, проговорил несчастный.
– Хорошо, встань и веди меня туда.
Когда часовой поднялся, острие кинжала по-прежнему касалось его шеи: холодное и щекочущее острие немного сместилось; Тириан шел позади него, удобно устроив кинжал под ухом. Трясясь от страха, часовой обогнул Хлев.
Несмотря на темноту, Тириан сразу увидел белый силуэт Алмаза.
– Тс-с. Ни звука, ни ржанья. Да, Алмаз, это я. Ты привязан?
– Они стреножили меня и привязали уздечкой к кольцу в стене Хлева, – послышался голос Алмаза.
– Стой здесь, часовой, спиной к стене. Так. Пожалуйста, Алмаз, направь свой рог в грудь тархистанцу.
– С удовольствием, сир, – ответил единорог.
– И если он двинется, пронзи ему сердце. – Тириан за несколько секунд перерезал веревки, а остатками их связал часового по рукам и ногам. Потом он заставил часового открыть рот, набил туда травы, подвязал подбородок так, чтобы тот не мог издать ни звука, и посадил спиной к стене.
– Я поступил с тобой немного жестоко, солдат, – сказал Тириан, – но это было необходимо. Если мы встретимся снова, может быть, это тебе зачтется. Теперь, Алмаз, пойдем потихоньку.
Он обнял единорога левой рукой за шею, нагнулся и поцеловал его в нос, и оба очень обрадовались. Так тихо, как могли, они подошли туда, где Тириан оставил детей. Между деревьями было еще темнее; они приблизились к Юстэсу, а тот даже не заметил их.
– Все хорошо, – прошептал Тириан, – отличная ночная работа. Теперь к дому.
Они повернулись и прошли уже несколько шагов, когда Юстэс сказал: «Где ты, Поул?», но ответа не было. «Разве Джил не рядом с вами, сир?» – спросил он.
– Что? – сказал Тириан, – я думал, что она рядом с тобой.
Это был ужасный момент, они не осмеливались кричать и шептали ее имя самым громким шепотом, но ответа не было.
– Она ушла, пока меня не было? – спросил Тириан.
– Я не видел и не слышал, как она ушла, – ответил Юстэс, – но я мог бы и не заметить. Она умеет двигаться тихо, как кошка. Вы же сами видели.
В этот момент вдалеке послышался барабанный бой. Единорог навострил уши и сказал: «Гномы».
– Вероломные гномы, может быть враги, а может быть и нет, – проворчал Тириан.
– И еще приближается кто-то, у кого есть копыта, – сказал Алмаз, – и он много ближе.
Двое людей и единорог замерли. Так много всего беспокоило их, что они не знали, что делать. Звук копыт был уже совсем близко, и невидимый голос прошептал:
– Алло! Вы здесь?
Благодаренье Небесам, это была Джил.
– Где тебя черти носят? – разгнезанна прошептал Юстэс; он очень испугался за нее.
– В Хлеву, – с трудом проговорила Джил. Ей было трудно говорить, она давилась смехом.
– Ты думаешь, это смешно, – проворчал Юстэс. – Я могу сказать только…
– Вы нашли Алмаза, сир? – спросила Джил.
– Да, он здесь. А с тобой что за зверь?
– Это он, – сказала Джил. – Но пойдемте к дому, пока никто не проснулся, – и она снова подавилась смешком.
Остальные мгновенно повиновались, ведь они и так слишком долго задержались в этом страшном месте. А барабаны гномов слышались все ближе. Они шли на юг уже несколько минут, когда Юстэс спросил:
– Ты сказала «он»? Что ты имеешь в виду?
– Фальшивый Аслан, – ответила Джил.
– Что? – воскликнул Тириан. – Где ты была? Что ты сделала?
– Ну, сир, – сказала Джил, – когда я увидела, что вы повалили часового, я подумала, что было бы неплохо заглянуть внутрь Хлева и посмотреть, что там на самом деле. И я поползла. Открыть засов было легче легкого. Конечно, внутри было очень темно и пахло как в любом хлеву. Потом я зажгла спичку и – поверите ли – там не было никого, кроме старого ослика, у которого к спине была привязана львиная шкура. Я вытащила нож и сказала ему, что он пойдет со мной. Правда, можно было и не угрожать ножом. Он сыт по горло этим хлевом и готов уйти, не так ли, дорогой Недотепа?