Фарс был разыгран. Переволновавшийся генерал мог вернуться домой на улицу Виктуар. Послушаем Бурьена, который сопровождал его:

"В три часа ночи я сел с Бонапартом в карету, и мы вернулись в Париж, Бонапарт страшно устал за этот день и, погруженный в мысли о будущем, открывшемся перед ним, за дорогу не вымолвил ни слова. Но едва мы прибыли на улицу Виктуар и он поцеловал жену, весь день изнемогавшую от беспокойства за него, он живо обернулся ко мне и спросил:

— Ну что, Бурьен, много я им наговорил глупостей?

— Да немало, генерал!

Так оно и было.

Но Париж забывчив и на другой день весь город напевал беззастенчиво льстивую песенку, сочиненную прытким стихоплетом:

Будущий император уже обрел почитателей.

20 брюмера (1 ноября) в два часа ночи Бонапарт и Жозефина прибыли в Люксембургский дворец. Генерал-консул с гордостью озирал роскошные залы, хозяином которых он отныне являлся.

— Могла ты вообразить, что однажды ляжешь спать во дворце Месье, брата короля?

Креолка в ответ улыбнулась, и Бонапарт решил, что супруга не находит слов для выражения своего восторга.

На самом-то деле Жозефина улыбалась при мысли о том, что шутка судьбы привела ее с мужем в те же гостиные и спальни, где она столько раз предавалась любовным утехам с Баррасом.

Бонапарт и Жозефина прожили в Люксембургском дворце три месяца. Каждое утро консул, позавтракав в десять утра, принимал посетителей, читал отчеты, подписывал письма, получал информацию о событиях — словом, проходил школу государственного деятеля. Свободное время он проводил, болтая с Жозефиной или, раскинувшись в своем кресле, рассеянно резал его подлокотник перочинным ножиком, — заметьте, менее разорительное для государства, чем содержание метрессы и, всего того, дааащея денеуг для размышления о своем будущем.

12 декабря была принята новая Конституция, согласно которой исполнительная власть была передана Бонапарту, который теперь именовался «Первым Консулом». Второй и третий консулы, Камбасере и Лебрэн, стали его помощниками. Он сразу покинул Люксембургский дворец и расположился в Тюильри. Войдя во дворец, он хлопнул по спине, своего секретаря и сказал:

— Бурьен, попасть в Тюильри — это еще не все, надо удержаться здесь!'

Потом он обошел все апартаменты и, увидев изображенные на стенах фригийские колпаки республики, вызвал архитектора Леконта и распорядился:

— Замажьте вот это. Я не желаю глядеть на эту мерзость.

После этого он затащил Жозефину на «постель королей».

— Ну, Креалочка, — сказал он, смеясь, — располагайся на хозяйской постели наших бывших хозяев!

И, верный своему обычаю отмечать на галантный манер каждый жизненный успех, он тоже улегся с краю, чтобы насладиться приятнейшим, в мире занятием — «ловлей рыбки».

Через несколько дней после своего утверждения в должности Первого Консула Бонапарт, желая завоевать расположение французского народа,, который уже начал уставать от войн, обратился с мирными, предложениями к правительствам всех стран Европы. Россия и Пруссия отнеслись к этим предложениям благожелательно и установили дружеские отношения с Францией, но Англия и Австрии по-прежнему отказывались ослабить напряженность..

Оставался один путь — завоевать мир внушительной победой.

В восторге от этой идеи Бонапарт тотчас же принялся разрабатывать план военной кампании, царапая перочинным ножичком подлокотник кресла.

В начале февраля его размышления и работу над художественной резьбой по дереву прервал приход Дюрока. Он сердито бросил ножик,

— Почему ты меня беспокоишь?

Первый адъютант протянул ему письмо. Корсиканец вскрыл его и побледнел: письмо было от Полины Фуре.

Выйдя из марсельского лазарета, молодая женщина узнала об удивительном преображении своего возлюбленного и, конечно, пожелала занять в Люксембургском дворце место Жозефины. В почтовой карете она добралась до Парижа и разыскала своих старых знакомых по Египту: Бертье, Ланна, Мюрата, Монжа, Бертоле. Полина надеялась, что они помогут ей восстановить связь с новым хозяином Франции, но все они отказали ей в этом весьма нелюбезно, а один даже грубо отрезал:

— Первому Консулу шлюха ни к чему!