Внедрение технологий разорвет этот Мир. Колдуны ушли на тысячи лет вперед от остальных. Они давно засекретили свою работу, но не прекратили ее – дистилляция, огнестрельное оружие, да и сама письменность.., все это не в активном состоянии. Перемены могут прийти в Мир, не знающий, что с этими переменами делать. Хаос и смятение умов, потом – войны, потом – голод… Несомненно, этого и боится Богиня и хочет, чтобы Уолли Смит все это предотвратил. Полубог, Ее посланец, говорил о важности задачи. Уолли не мог и представить, насколько она важна.

Кроме того…

Кроме того, колдуны не так уж сильно отстали от уровня развития Земли, понимал он, самое большее на несколько веков. Соблазнительные мысли появлялись в его голове – если уж они добрались до таких вещей, как огнестрельное оружие, то недалек тот час, когда они откроют анестезию, чтобы облегчать страдания больных, антибиотики – лечить детей, а потом дойдут и до отмены рабства. Даже простой список владельцев кораблей поможет остановить пиратство, эту чуму Реки! Три-четыре сотни лет… Колдуны обещали многое! Они уже попытались взрастить ремесла в своих городах – идея, вызывающая презрение воинов и одобрение Уолли Смита – горожанина технологической культуры.

На чьей же он стороне?

Миссией его, очевидно, являлось загнать колдунов обратно в горы и утвердить в семи городах власть воинов. Теперь он был уверен, что понимает ее, как и то, почему Полубог не открыл ему ее сразу. Что должен был ответить Уолли Смит, когда, получая меч, услышал бы: «Иди, Шонсу, и обезопась этот Мир от варварства»?

На чьей он стороне?

– Милорд, – раздался шепот. Это был Хонакура, хрупкий, как сухой лист во тьме леса.

– Уходи! – резко сказал Уолли. – Я не нуждаюсь в твоих жреческих разглагольствованиях сегодня ночью.

– Но, милорд?..

– Нет! – закричал Уолли. – Я знаю все твои стандартные слова. Можешь убеждать меня быть всепрощающим и послушным, это заставит меня смеяться в течение десяти минут. Я не имею права судить богов, говорил ты мне. Я всего не знаю, скажешь ты. У мальчика может оказаться брат, который будет лучшим, чем он, королем, это нас должно успокоить. Вознаграждение придет к нам в следующей жизни. Пустые слова, старик, ложные обещания! Старые оправдания, придуманные людьми для богов.

Он мог бы предположить, что Хонакуру нельзя прогнать. Маленький жрец просто стоял, склонив голову, пока Уолли изливался, как водяные часы.

– Это моя вина, милорд.

– Твоя? – осекся Уолли. А потом снова закричал:

– Нет! Моя. Разве ты знаешь, почему так случилось, старик?

Он понизил голос до хриплого шепота, вспомнив, что на «Сапфире» этой ночью много неспящих людей.

– Это случилось, потому что твои непогрешимые боги захотели, чтобы Ннанджи получил заколку!

– Я знаю.

– Серебряную заколку, очень древнюю. Она принадлежала великому Арганари. Ннанджи будет очень любить ее! Не знаю, что бы еще в Мире доставило ему такое удовольствие. Большой подарок верноподданному.., знаешь ли?

– Прости, милорд, – сказал Хонакура, – я должен сесть.

Он подошел к скамье рулевого. Уолли недоверчиво последовал за ним, думая, не очередная ли это уловка, чтобы вызвать симпатию. Но старик и вправду, похоже, сдал в последние дни. Поглощенный своими мыслями, Уолли не замечал ничего вокруг. Сейчас же увидел, что лицо Хонакуры стало совсем серым и сморщенным больше, чем обычно. Конечно, он невероятно стар, и жизнь, которую он теперь ведет, не похожа на его прежнюю, полную комфорта и роскоши.

Жрец сел на скамейку, с трудом различимую во тьме. Уолли стал рядом, не спуская глаз с Реки.

– Моя вина, милорд. – повторил жрец. – Бог сказал, что ты можешь доверять мне.., а я, видишь, не доверял тебе.

Совершенно очевидно! Уолли ждал.

– Я знал многих воинов, милорд. Потому я не доверял тебе. Ты помнишь проклятие?

– Какое проклятие? Хонакура глухо закашлялся.

– Когда ты впервые встретил Адепта Ннанджи, тогда еще Ученика Ннанджи. Он не мог бы, по твоим словам, пробиться мечом и через пустой двор.

– Да, я помню.

– Но почему это так было, милорд? Разве тебе никогда не приходило в голову, что боги наложили на него проклятие?

Уолли считал, что это проклятие наложил Ннанджи на себя сам, чтобы отгородиться от продажных воинов гвардии. Но сейчас было не время пускаться в фрейдистскую философию.

– За что?

– Он мог бы представлять угрозу, милорд. Уолли попытался представить себе юного Ннанджи без этого груза. Да он бы раскидал воинов, независимо от их ранга, как биллиардные шары, для этого не потребовалось бы даже приказа со стороны. Лебедь в стаде уток. И Ннанджи был неподкупен.