Я попытался сесть и не смог. Я был привязан к постели.

— Эй, не надо, — сказала Динни, мягко положив мне руку на грудь. — У тебя сломано пять ребер и проколото легкое. Тебе повезло, что не задеты большие сосуды. Ты был под хторром пятнадцать минут, пока мы вытащили тебя. Из этого по меньшей мере тринадцать минут ты был на кислороде.

— Кто?…

— Я. Тебе повезло, парень, потому что в этом я очень разбираюсь. Хорошо, что ты шагнул назад перед тем, как он упал на тебя, иначе я не подобралась бы к твоему лицу с маской, а к груди с тампером. Только всемером смогли откатить хторра. Хотели сжечь его, но я не дала. Поблагодаришь меня потом. Они не очень обрадовались этому. Однако, кто так сердит на тебя? Я никогда не видела так много злых людей с факелами. Но я не бросаю своих пациентов. Кстати, мне кажется, одно сломанное ребро — мое. Не спрашивай. Я не могла быть кроткой. О, у тебя еще разбита коленная чашечка. Ты был на столе пять часов. — Она

поколебалась, потом проговорила одними губами: — Нарочно.

— Что?

Она склонилась надо мной взбить подушку и прошептала мне в ухо: — Кто-то не хотел, чтобы мы спасли тебя.

— Что?

— Извини, — сказала она в голос. — Сейчас я взобью получше. — И снова зашептала: — Хотели, чтобы ты умер на столе. Но здесь ты под защитой медицины и никому не позволено видеть тебя без сиделки. То есть, без меня.

— Э-э… — Я закрыл рот.

Снова присев, она сказала: — Кстати, наверное, ты — герой. В том зале некоторые двери оказались заперты. Не говори, сколько людей эта тварь могла убить, если б ты не остановил ее перед тем, как появилась остальная кавалерия.

— О. — Я припомнил, как хторр повернулся и ринулся на меня, и внезапно мне стало тошно…

Динни бросила тревожный взгляд на мое лицо и мигом была рядом с тазиком. Мой желудок накренился, горло свело и холодные железные когти впились в грудь…

— Вот!, — она сунула мне в руки подушку и повернула меня так, что я повалился на подушку животом. — Наклонись сюда.

… ничего не получилось. Я дергался от приступов тошноты. Каждый раз боль терзала меня заново.

— Не беспокойся о швах — тебя хорошо заклеили. Я сделала это сама. Ты не

разорвешься.

Тошнота, однако, прошла. Боль все стерла.

Я взглянул на Динни. Она улыбнулась в ответ. И в этот момент я снова вознегодовал не нее. За такую фамильярность. А потом почувствовал вину за то, что требовал от нее так много. А потом вознегодовал за то, что из-за нее чувствовал вину.

— Как чувствуешь теперь?

Я произвел инвентаризацию: — Как дерьмо.

— Правильно. Ты и выглядишь так. — Она встала, подошла к двери и посвистела: — Эй, Фидо!…

Больничный робот РОВЕР вкатился и подъехал к постели. Она вытащила пригоршню датчиков из корзинки сверху — они выглядели, как покерные фишки — и начала прикреплять их к разным точкам моей груди, ко лбу, к шее и рукам. — Три для ЭКГ, три для ЭЭГ, два для давления и пульса, два для паталогоанатома, один для больничного счета и еще один на счастье, — сказала она, повторяя считалку медсестер.

— Для счета?, — спросил я.

— Конечно. Твой кредит автоматически проверяется, когда ты ложишься сюда, так что мы знаем, сколько записывать.

— А, ну конечно.

Она повернулась к РОВЕРу и изучила экран: — Ну, что ж, плохие новости для твоих врагов. Ты будешь жить. Но маленький совет: в следующий раз, когда ты захочешь трахаться с хторром, будь мужчиной. Сверху ты будешь гораздо сохраннее.

Она повыдергала датчики и бросила в корзинку: — Теперь я тебя покину. Сможешь уснуть сам или включить жужжалку?

Я покачал головой.

— Ужас. Я вернусь с завтраком.

И я снова остался один. С моими мыслями. Мне следовало подумать о многом. Но я заснул прежде, чем смог рассортировать темы.

Я снова оказался в классе Уайтлоу.

Я был в панике. Я не подготовился к экзамену даже не знал, что он будет. А это — последний экзамен!

Я огляделся. Здесь сидели люди, которых я не знал, но вглядевшись в их лица, я понял, что они мне знакомы. Шоти, Дюк, Тед, Лизард, Марсия, полковник Валлачстейн, японская леди, смуглый парень, Динни, доктор Форман, Пол Джастроу, Мэгги, Тим, Марк — и папа. И еще множество людей, которых я не узнал. Многовато.

Уайтлоу на преподавательском месте произносил какие-то звуки. Они не имели смысла. Я встал и сказал это. Он посмотрел на меня. Они все посмотрели на меня. Я стоял на преподавательском месте, а Уайтлоу сидел в моем кресле.

Девочка в коричневом платье сидела в переднем ряду. Рядом с ней вздымался гигантский оранжево-красный хторр. Он обратил черноглазый взгляд на меня и, казалось, устраивался слушать.

— Давай, Джим!, — проревел Уайтлоу. — Мы ждем!

Я злился. Не зная, почему. — Хорошо, — сказал я. — Слушайте, я знаю, что я зануда и дурак. Это очевидно. Но, глядите, все, что я сделал — только предполагал, что остальные не таковы. Я имею в виду, что слушаю здесь, как вы шумите, словно делаете что-то полезное, а я-то верю вам! Какой дурак! Истина в том, что вы вообще не знаете, что делаете, не более, чем я, так что я говорю вам: мой опыт так же важен, или неважен, как и ваш. Но как бы то ни было, это мой опыт, и я — тот, кто отвечает за него.

Они зааплодировали. Уайтлоу поднял руку. Я кивнул ему. Он встал: — Уже время, — сказал он. И сел.

— Вы — хуже всех, Уайтлоу!, — сказал я. — Вы весьма преуспели, накачивая вашу чепуху в головы других людей, и она болтается там годы спустя. Я имею в виду, что вы дали всем нам великую систему убеждений, как прожить наши жизни, а когда мы пытаемся следовать им — они не работают. Они только приводят к неадекватному поведению.

Уайтлоу сказал: — Тебе лучше знать. Я никогда не давал тебе систему убеждений. Я дал только способность быть независимым от системы убеждений, поэтому ты можешь управляться с фактами, как они тебе кажутся.