Минут через пятнадцать приехала следственная бригада, в состав которой входил и Болек Пегжа, поручик, хороший знакомый Януша. Следователь он был опытный и сразу же со знанием дела принялся за работу, не испытывая никаких нехороших предчувствий.

Начал он с двери.

– Была незаперта? – спросил он полицейского, дежурившего на лестничной площадке.

– Незаперта и приоткрыта, – ответил тот.

– Никто здесь не ошивался?

– Никто. А за то время, что я тут стою, лифт всего один раз проехал, судя по звукам – на пятый этаж.

На этом поручик Пегжа закончил опрос полицейского и вошел в квартиру, где уже вовсю развил следственную деятельность его начальник, капитан Тиранский, заслуженно называемый всеми сотрудниками просто Тираном. Ни к чему не прикасаясь, профессионалы обследовали все помещения, констатировали наличие двух трупов, общую запущенность квартиры и страшный беспорядок в ней, причем особо отметили кучу разбитых кирпичей и штукатурки в гостиной, и предоставили действовать экспертам-криминалистам. Полицейский врач ждал своего часа, а сержанта капитан послал за дворником.

– Часа через два следственная бригада уже располагала кое-какими данными.

Женщина была убита ударом в голову. Удар был всего один, но нанесен с такой силой, что вполне хватило и одного. Орудия, которым этот удар был нанесен, не пришлось долго искать: как раз подходил один из молотков, обнаруженных у второго трупа в гостиной. Погибшая женщина была старая, толстая и очень запущенная, как и квартира.

Со вторым трупом не все было так ясно. Мужчина, вне всякого сомнения, был мертв, но вот причину его смерти оказалось совсем не просто определить. Никаких видимых следов на теле не обнаружили, и полицейский врач высказал предположение: сердце или апоплексический удар. Разумеется, это было его личное мнение, предварительное, официально он выскажется только после вскрытия. Зато время смерти взялся определить с большой долей вероятности. Обе жертвы преступления покинули сей бренный мир около часа назад, плюс-минус минут пятнадцать.

В кошмарно грязной кухне обнаружили и изъяли посуду с остатками недавней трапезы, в том числе чашки из-под кофе и рюмки, из которых недавно пили коньяк. Со всех этих предметов, в том числе и с коньячной бутылки, сняли отпечатки пальцев.

Особый интерес к кухне следственная бригада проявила по наущению одного из ее членов, которого в узких профессиональных кругах называли не иначе, как «чертов щенок». Щенком этим был эксперт-криминалист некий Яцек Шидлович, чрезвычайно талантливый и жутко самонадеянный молодой эксперт-криминалист. Коллеги честно признавали, что у щенка были основания задирать нос, но тем не менее эта черта весьма раздражала. Мечтающий о молниеносной карьере в уголовном розыске, этот самонадеянный молокосос имел обыкновение высказывать свои соображения уже по ходу расследования, не дожидаясь результатов экспертизы, руководствуясь нюхом, инстинктом, каким-то шестым чувством и бог знает чем еще и доводя коллег до бешенства стопроцентным попаданием в яблочко. Не было случая, чтобы его соображения не оправдались. Коллеги только в ярости скрежетали зубами, а чертов щенок лишь радостно смеялся.

Вот и на этот раз он вызвал раздражение всей бригады излишней самоуверенностью.

– На бутылке покойник и продавщица, – безапелляционно заявил он. – На кофейных принадлежностях – покойник и покойница. Последнее, что они приняли внутрь перед смертью, и попомните мое слово – это имеет значение! Кроме того, вижу я здесь две свежие бабы, каблучки на полу, пальчики на дверных ручках, самые отчетливые – на телефонной трубке, немного смазанные на бардаке в квартире. Бардак тоже свежий, до этого его не было. Все же остальное – старое, но среди старых отпечатков есть и одна из двух свежих баб. Это я вам говорю!

– Поцелуй меня в… – буркнул в ответ начальник, но Яцуся это не обескуражило. Он продолжал, как ни в чем не бывало:

– В шкатулочке золото лежало, невооруженным глазом видно. Полнюсенькая была! Золото покинуло помещение с чьей-то помощью, и смею обратить ваше внимание на тот факт, что обе девицы приближались к покойному, одна даже присела, видите, пыль стерта? Не иначе, ее юбчонкой. Она явилась сюда последней и немного затоптала ту, что до нее приходила. Это я вам говорю! Бардак в квартире учинила первая, наверняка что-то искала, ее пальчики, ее ножки, больше ничьих не обнаружите, только ее да покойницы. А обнаружить – плевое дело, о такой поверхности можно только мечтать, вон какая пылища, все, как на картинке, видно. Спасибо хозяйке, пусть земля ей будет пухом, не любила покойница наводить порядки…

Болек с беспокойством прислушивался к этим пророчествам коллеги, ибо отправленный им на разведку сержант уже успел кое-что разузнать. Он разыскал трех свидетелей, которые приблизительно час назад видели здесь женщину. И если, называя время, они расходились в своих показаниях минут на тридцать, то в описании женщины были на редкость единодушны, хотя их и допрашивали по отдельности.

– Я ее в окно увидела, – рассказывала хозяйка квартиры на первом этаже, – когда цветочки поливала, вон они, видите? А какая-то женщина как раз подошла к нашему дому и остановилась точнехонько перед моим окном. Стояла и наш дом разглядывала. И вверх смотрела, и по этажам, я еще подумала – не иначе, кого-то ищет. Блондинка, волосы короткие и такие… вроде как растрепанные. Может, ветром их растрепало? А одета она была очень приметно. Плащ на ней такой… переливающийся, что даже и не скажешь, какого цвета. То синим кажется, то совсем темным, а то вдруг совсем светлый, ну прямо бежевый. Туфли на каблуках, я обратила внимание, потому что она оперлась о фонарный столб и из одной туфли песок вытряхнула.

Второй свидетель, пенсионер с пятого этажа, вернувшись с прогулки, вынимал внизу в подъезде письма из своего почтового ящика, когда незнакомка вышла из лифта. Он обратил внимание и на растрепанные светлые волосы, и на оригинальный плащ. Ведь в молодости он, проше пана сержанта, портной по специальности, вот и осталась привычка обращать внимание на то, как люди одеты. А женщина так торопилась, словно за ней кто гнался. Выскочила из лифта и бегом на улицу, только каблучки застучали. Нет, она незнакома ему, первый раз видит, наверное, не из их дома.