– Тебя ведь тут нет, правда? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Но ты зовешь меня. В последний раз. И я иду к тебе.

Дышать становилось все труднее. Веревки, врезавшиеся в тело, превратились в абстрактную концепцию, как, к примеру, свобода воли или вечность.

– Спи, Щенок, – сказала Лора, и хотя ему подумалось, что он, наверное, слышит собственный голос, он заснул.

Солнце, словно оловянная монета, в свинцовом небе. Медленно-медленно Тень сообразил, что очнулся и что ему холодно. Но та часть его сознания, что поняла это, была далеко от остального тела. Далекие рот и горло болезненно горели, запеклись, уже почти растрескались. Временами он видел, как при свете дня падают с неба звезды, а еще он видел, как к нему летят огромные – размером с фургон доставки – птицы. Ничто его не достигало, ничто его не касалось.

– Рататоск! Рататоск! – В верещании прозвучал упрек. Тяжело, впустив в него острые когти, белка приземлилась к нему на плечо и уставилась ему в лицо. Интересно, это снова галлюцинация? В передних лапках зверек держал половинку скорлупы грецкого ореха, будто чашку из кукольного домика. Животное притиснуло скорлупу к губам Тени. Тень почувствовал воду и непроизвольно втянул ее себе в рот, отпил из крохотной чашечки. Он покатал влагу по языку, по растрескавшимся губам, смочил ею рот, а остаток проглотил – воды было немного.

Белка прыгнула назад на дерево и сбежала вниз по стволу к корням, а потом – через несколько секунд, минут или часов (откуда было знать Тени, сколько прошло времени: все его внутренние часы поломались, и шестеренки, колесики и молоточки попадали вниз в извивающиеся травинки) – белка вернулась с чашечкой-скорлупой, осторожно перебралась на плечо, и Тень выпил принесенную ему воду.

Рот его наполнился железисто-илистым привкусом, вода охладила пересохшее горло. Она утишила его безумие и сняла усталость.

К третьей скорлупе он не испытывал больше жажды.

Тут он начал извиваться, напрягая мускулы, тянул за веревки, бросал тело из стороны в сторону, пытаясь растянуть узлы, освободиться, убраться отсюда. Он застонал.

Узлы были завязаны на славу. Крепкие веревки выдержали его метания, и вскоре он вновь погрузился в измученное забытье.

В бреду Тень слился с деревом. Его корни уходили глубоко в земляной суглинок, в глубины времени, в скрытые сокровенные источники. Он ощущал источник женщины по имени Урд, что означает Прошлое. Она была огромная. Великанша, подземная женщина-гора; воды, что она охраняла, были водами времени. Другие корни уходили в иные миры. Некоторые из них – тайна. Теперь, испытывая жажду, он тянул воду корнями, засасывал ее в ствол-позвоночник.

У него были сотни рук, заканчивавшиеся десятками тысяч пальцев, и все его пальцы тянулись к небу. Груз неба тяжким бременем лежал у него на плечах.

Нельзя сказать, что его муки уменьшились, но боль теперь принадлежала фигуре, висевшей на дереве, а не самому дереву. Тень стал в своем безумии чем-то большим, чем человек на дереве. Он был самим деревом, и ветром, что шумел в ветвях мирового древа, и серым небом, и клубящимися тучами. Он был белка Рататоск, что бегала по стволу от глубинных корней до самых высоких веток; он был сокол с безумным взором, что с высоты сломанного сука обозревал мир вокруг; он был червь в недрах ствола.

Звезды кружили, и сотнями рук он ласкал их блестящие огоньки, сжимал в ладонях, выключал их, и они исчезали…

Мгновение ясности посреди безумия и боли. Тень почувствовал, что всплывает из бреда на поверхность. Он знал, это не надолго. Утреннее солнце ослепило его. Он закрыл глаза, жалея, что не может защитить их ладонью.

Уже недолго осталось. Он и это знал.

Открыв глаза, Тень увидел на дереве подле себя молодого человека.

Кожа у незнакомца была темно-коричневая. Над высоким лбом мелко курчавились темные волосы. Он сидел на суку высоко над головой Тени. Выгнув шею, Тень ясно смог его разглядеть. И человек был безумен. Это Тень определил с первого взгляда.

– Ты голый, – доверительно сообщил ему безумец. – И я тоже голый.

– Это я вижу, – проскрипел Тень.

Безумец поглядел на него, потом кивнул и повел головой из стороны в сторону, словно разминал затекшую шею. Наконец он сказал:

– Ты знаешь, кто я?

– Нет.

– А я тебя знаю. Я наблюдал за тобой в Каире. И потом тоже. Моей сестре ты понравился.

– Ты… – Имя никак не шло ему на ум. «Ест зверушек, сбитых машинами на трассе». Да. – Ты Гор.

Безумец кивнул.

– Гор, – повторил он. – Я – сокол рассвета, я – ястреб заката. Я – солнце, и ты тоже. И я знаю природу Ра. Мне мама сказала.

– Здорово, – вежливо отозвался Тень.

Напряженно уставившись на землю внизу, безумец промолчал. А потом вдруг обрушился с сука.

Ястреб камнем упал на землю, потом по плавной дуге вышел из своего падения и, несколько раз тяжело взмахнув крылами, взмыл вверх, сжимая в когтях крольчонка. Со своей добычей ястреб приземлился на ветку чуть ближе к Тени.