Pezechk-zod Irag
Шрифт:
– Говори, Дустали… Если ты еще жив, скажи что-нибудь. А если уже отходишь, передай наш привет небесам!
Губы Дустали-хана продолжали шевелиться. Наконец послышался голос:
– Где Азиз?
Азиз ос-Салтане, не переставая бить себя в грудь, села возле него.
– Здесь я, Дустали! Пусть бог переложит на меня твои муки, здесь я.
Дустали-хан, не открывая глаз, слабым голосом произнес:
– Нет, нет, ты не Азиз… Я… я Азиз звал…
– Да я это, я! Слава аллаху, что ты заговорил.
– Ты… ты не Азиз… Я… Азиз зову.
Азиз ос-Салтане гулко ударила себя в грудь:
– Горе мне, господи, пошли мне смерть… Он больше не узнает меня!… Дустали! Дустали!… Открой глазоньки, это я, Азиз!
Через мгновение Дустали-хан чуть разлепил веки и взглянул жене в лицо:
– Ах… ох… слава богу… что еще раз довелось поглядеть на тебя, Азиз… отпусти мои грехи… дай умереть со спокойной совестью… воды… воды!…
Нам еле удалось влить ему в рот глоток воды. Он совсем открыл глаза и все таким же слабым голосом продолжал:
– Прости меня, Азиз… Может, я и грешил в помыслах своих… но в этой истории с Гамар моей вины… моей вины нет. Не виноват я.
Дустали-хан обвел взглядом комнату!
– Где Гамар?
– В той комнате она, с детьми. Видно, господь послал мне это испытание, вот и толкнуло меня…
– Ты уж помягче с ней… блаженная ведь она… Я для сохранения чести семьи сказал ей… но моей вины в том нет. Где Шамсали-мирза?
Шамсали-мирза подбежал к нему:
– Я здесь, Дустали.
– Прошу тебя, возьми бумагу, перо и напиши мое завещание, чтобы я успел подписать, пока не иссякли силы… Все мое имущество принадлежит Азиз…
Азиз ос-Салтане била себя по лицу:
– Горе мне, господи, прибери к себе Азиз!… Азиз без тебя не жить, ни к чему и завещание!
– Шамсали! – зазвенел голос Дустали-хана. – Не отвергай моей последней просьбы!
– Не теряйте надежды, отец родимый!… – вмешался в разговор Маш-Касем. – Господи прости, хороший человек был…
Все сурово поглядели на Маш-Касема, и он сник. Шамсали-мирза взял бумагу, перо, и Дустали-хан приступил к изложению своей воли. Дом, лавки и все земли, тщательно перечисленные, он передавал жене. А под конец со стоном добавил:
– Да, я еще забыл про именье Махмудабад… Напиши: а также поместье Махмудабад со всеми каналами оросительными завещаю моей супруге…
Азиз ос-Салтане опять ударила себя по лицу:
– Увы, не доведется больше Азиз любоваться Махмудабадом!… А что, этот караван-сарай в Махмудабаде тоже твой?
– Да… Впиши и караван-сарай тоже.
Асадолла-мирза не мог сдержаться:
– Про овец не забудь!
– Искорени, господь, весь род овечий, – рыдая, возразила Азиз ос-Салтане. – Он овец прошлый год продал.
Дустали-хан проглотил слюну и сказал:
– А теперь… теперь дай я подпишу. И вы подпишите внизу… все… все подпишите.
Шамсали-мирза поднес ему бумагу, подал перо, но рука Дустали-хана была недвижима. Со стоном он выговорил:
– О господи! Господи, дай мне силу подписать это. Подымите меня… Выпростайте руку из-под одеяла.
Шамсали-мирза слегка приподнял Дустали за плечи и вытащил наружу его руку, но она, как неживая, упала. Дустали-хан, словно из последних сил вскричал:
– Господи боже! Господи, руку мою… руку…
– Дорогой, дай я помогу тебе! – засуетилась Азиз ос-Салтане.
Тут Асадолла-мирза опять не выдержал:
– Моменто! Даже если сам он поправится, правая рука все равно действовать не будет. Бедняжка! Да, совершенно ясно: пуля попала в седалищный нерв, и ему парализовало правую руку. С научной точки зрения, связь седалища с правой рукой совершенно неоспорима!
Дустали-хан хотел что-то ответить ему, но потом вроде раздумал. Он попытался приподняться, но только вскрикнул, теряя сознание, упал обратно на постель, и глаза его закрылись.
Отец, который до того времени молчал, раздраженно процедил:
– Напрасно вы его мучаете. Дайте же бедняге отдохнуть!
Дядюшка бросил на него злобный взгляд и резко ответил:
– Прошу вас не вмешиваться!
Я не понял, чем была вызвана подобная резкость, может быть, дядюшка просто устал. Но отца это неуместное замечание очень рассердило.
– Во всяком случае, от нас здесь пользы не будет, я пошел! – объявил он. И с весьма недовольным видом удалился из комнаты.
После минутного молчания дядюшка сказал: