Одноухий Кот указал куда-то вперед, а затем перевел руку чуть правее и произнес:

— Суна команту…

— Что он сказал? — невольно спросил Жак, словно Шапиро мог знать местный язык.

— Говорит — остров в той стороне, — ответил Ральф.

— А как далеко до него?

— Сколько чуху, парень? — передал вопрос Шапиро. — Сколько чуху?

Одноухий Кот что-то залопотал, а затем показал восемь пальцев.

— Восемь морских чуху, — перевел Шапиро.

— Почему ты решил, что морских? — удивился Монро.

— Но мы же на море, — резонно заметил Ральф.

Потом они немного помолчали. Одноухий Кот ушел к штурвалу, и сразу после этого судно изменило курс.

— Ну вот и пошли к острову, — сказал Шапиро.

— Доброе утро, сэр! — неожиданно громко поздоровался появившийся Тони.

— Привет, — отозвался Жак.

— Слишком долго спишь, — добавил Ральф вместо приветствия.

— Острова еще не видать?

— Да рано еще, — ответил Жак. — Восемь морских чуху плыть.

— Плыть-то, может, и плыть, — сказал Тони, — только я этот остров уже вижу…

— Где?! — воскликнул Жак.

— Где?! — повторил Шапиро.

— Во-он, — вытянул руку Лутц.

Монро стал приглядываться. Поначалу он ничего не видел, но потом стал различать правильные очертания морской платформы.

— Эй! — крикнул Шапиро рулевому, — Это и есть твое «суна команту»? Одноухий Кот улыбнулся и закивал в ответ.

— Твою мать, — тихо произнес Ральф, — действительно настоящий суна команту.

— Эх, красотища! — свистящим шепотом произнес Тони Лутц, глядя, как все отчетливее проявляется в золотистом утреннем тумане огромный стол с постройками и уходящими в глубину опорами. — Если я когда-нибудь женюсь и у меня будет ребенок, так его и назову — Суна Команту.

— Жена тебя убьет, — заметил Ральф.

Между тем на палубе стали появляться подчиненные Одноухого Кота. При виде надвигающейся от горизонта величественной конструкции они выстроились вдоль борта и просто смотрели вперед, пружиня ногами на слегка раскачивающейся палубе.

Даже кок и тот, оставив свои кастрюли, приобщился к этому неведомому действу.

Корабль пристал к небольшой платформе, находящейся у основания огромной конструкции.

Жак сошел на пристань и, остановившись возле стальной лестницы, посмотрел наверх. Ему предстояло подняться на высоту тридцатиэтажного дома.

— Я оставлю винтовку здесь, — сказал он Шапиро и отдал ему оружие. — А себе оставлю только пистолет.

— Хорошо, сэр. Удачи вам.

— Удачи нам всем, Ральф, — поправил его Жак. Затем потуже застегнул шлем и шагнул на лестницу.

Подниматься было совсем нетрудно, только с каждой ступенькой Жаком все сильнее овладевало чувство необъяснимого волнения.

— Если что, сэр, прыгайте оттуда прямо в воду! — крикнул снизу Лутц.

— Спасибо, Тони, — тихо сказал Монро и бросил взгляд через перила лестницы, туда, где фигурки его товарищей становились все меньше.

В очередной раз пискнула рация. Жак включил ее на прием, но не мог расслышать ни слова, хотя понял, что кто-то обменивается сообщениями.

«Хорошо, если бы это были Саломея и Вильямс», — подумал он, равномерно преодолевая ступеньку за ступенькой. Он все еще считал их живыми, хотя понимал, что это уже маловероятно. Если ему до сих пор везло, это вовсе не означало, что везло всем.

«С другой стороны, — рассуждал Жак под мерный стук своих шагов, — если они живы, они наверняка считают меня покойником, хотя и не говорят друг с другом об этом. Обходят эту тему стороной. Так же как и мы с Лутцем и Шапиро».

Почувствовав, что согрелся от подъема, Монро на секунду остановился и снова посмотрел вниз. Тони и Ральф стали совсем маленькими, а корабль выглядел не больше детского корыта. Затем Жак перевел взгляд наверх и даже слегка оробел от того, какое малое расстояние отделяло его от неведомой тайны.

Монро невольно заторопился. Ему хотелось поскорее покончить с этой неизвестностью.

Морской ветер все сильнее гудел в лестничных пролетах, а Жак все быстрее бежал наверх. Пар валил из-под его шлема, лицо покрылось лихорадочным румянцем, а он все бежал и бежал.

— Все будет хорошо, — прошептал Монро и, задержав дыхание, одним броском преодолел последний пролет.

Его нога ступила на чужую территорию, и казалось, что невесомый шаг будто потревожил здесь некую силу, которая недовольно заворочалась, однако так и не проснулась.