— Поздно заготавливать сено, когда коней увели, — усмехнулся Принц.

— Обожди, увидишь, поздно ли, рано… И тут блестящее лезвие со звоном сломалось.

— Есть! — И Жихарь потряс пучком зелени в кулаке. — Нашлась!

— Что — нашлась?

— А разрыв-трава — ножик-то сломался!

— По-моему, тут все травинки одинаковые…

— Все, да не все! Пойдем к реке, я тебя научу, как разрыв-траву отделить от прочих.

Они спустились к воде, и Жихарь кинул в поток свою добычу.

— Видишь, простая трава по течению поплыла, а вот этот стебелек, заметь…

— Зацепился за что-нибудь, сэр брат!

— Нет, ты гляди, он против течения идет. — Жихарь выхватил строптивый стебель из реки. — Вот тебе и разрыв-трава. Теперь любая казна будет наша, любой замок и засов нипочем…

— У нас эту траву ищут и находят по-другому, — сказал Принц и стал объяснять, как именно.

— Нет, все-таки правильно, что травка-перелет растет редко и помалу, — сказал Жихарь, когда Принц, выплюнув из трубки очередную горошину, догнал его. — Иначе люди вовсе разучились бы ходить, у них бы ножки отсохли. Или поулетали все отсюда к зеленой бабушке…

Побратимы плыли над степью — невысоко, над самыми верхушками желтеющих трав. Все утро ушло на то, чтобы освоить новый способ передвижения. Оба откусили по малой доле стебелька — так, чтобы тело только-только утратило — вес. Сперва пробовали загребать руками, как в воде, но получалось медленно и неуклюже. Так и до старости не доберешься к горам, возвышающимся за равниной. Жихарь в сердцах плюнул, и его сразу как будто кто толкнул вперед по воздуху.

Сообразив, что так никаких слюней не хватит, богатырь подплыл к месту ночлега и стал отбирать дикий горох и складывать в карман. Потом выломил полый стебель дурноцвета и сделал себе с Принцем две трубки. Теперь двигаться можно было быстро, как конь на рысях. Будимир летел впереди, пугая перепелов, и следил за опасностью.

— А я ведь эту травку как узнал? — продолжал Жихарь. — В малолетстве моем приходилось мне и пастушить. И вот один раз белая корова где-то перелету нажралась и взлетела. Я за хвост успел ухватиться, а она все выше поднимается. Струсил, отцепился, чуть не поломал ноги. На корову в небесах сейчас же налетели всякие ясные соколы. Она от страха и сдохни, и грохнись об землю в лепешку. Гоню стадо домой — плачу, ведь хозяин теперь убьет…

— И чем же это кончилось?

— А ничем. Я сам его убил. Не обижай сироту!

— Сколько же вам было лет, сэр брат?

— То ли девять, то ли десять.

— И как же вы с ним справились?

— Ха! Да еще о пяти годах я справился с Ягой-бабой, поедучей ведьмой!

Неужели не слышал? Давай-ка ходу прибавим!

Они долго летели в полном блаженстве оттого, что не приходится переставлять ноги, говорили о том о сем. Принц вспоминал книжную премудрость.

— А еще там говорится так: «Благороднорожденный подтверждает свою добродетель активным испытанием силы, ловкости, отваги, либо также хитроумия, мудрости, находчивости, либо богатства и щедрости. Либо, наконец, состязанием в слове, то есть заранее восхваляя либо заставляя поэта или герольда прославлять ту добродетель, в которой он хочет превзойти соперника…»

— Правильно говорится. Сам себя не похвалишь — ни одна собака не похвалит.

— Знаете, сэр брат, — сказал Яр-Тур, — перед сном я не удержался и отведал-таки траву Царевы Очи.

— Ну и как? — оживился богатырь. — Как травка-то?

— О, я тотчас же возомнил себя на троне! Ко мне со всех сторон подходили отважные воины, сметливые торговцы и трудолюбивые пахари, ища моего суда. И я отправлял закон, дивясь своей прозорливости и премудрости…

— Видишь, какая полезная травка! Вот придет твое время, залезешь на престол, а уже кое-какие навыки есть! По мне же, все эти премудрости хоть провались, меня туда на аркане затянуть нельзя…

— Так ведь и я не ищу власти ради власти! Во-первых, у меня долг перед отцом и королевством. Во-вторых, моя держава будет не похожа на другие.

— Ой ли! Все государи так обещаются, а потом такое начинают вытворять…

— Нет-нет, я соберу самых благородных, самых достойных, посажу за один стол с собой и буду лишь первым среди равных. Я установлю строгие правила для своей дружины, и всякий, кто оставит человека в беде, обидит слабого или нанесет в поединке бесчестный удар, поплатится изгнанием…

— Ну, мне за твоим столом, точно, не сидеть. Я ведь в бою не разбираю, какой удар честный, а какой так себе. Да и равенства за царскими столами не бывает — я же тебе рассказывал, что со мной все как раз на пиру и началось… Начнут спорить, кому на ближнем конце сидеть, кому на дальнем, слово за слово, и передерется твоя благородная дружина.

— Это верно, — загрустил Принц. — В самом деле, как же мне их рассадить, чтобы никого не обидеть?

— Вот уж это проще простого. Ты и стол вели сделать не как у людей — круглый. У круга ни конца нет, ни начала, не будет и обиды.