Шрифт:
— Придется порыться в их грязном белье.
— А это обязательно?
— Люди из ФБР всегда так делают.
— А-а, ну тогда ладно.
Она не очень отчетливо представляла себе, что такое ФБР, и оттого ей оставалось лишь согласиться.
— Главное дело, пока мы не выясним, чем они тут занимаются и кто они такие, мы не сможем ничего предпринять.
— Не сможем.
— Значит, нам придется за ними следить, как будто мы шпионы.
— Думаешь, у тебя получится? — с сомнением спросила Джуди, проявляя куда более глубокое понимание характера Никки, чем он мог от нее ожидать.
— Что это ты хочешь сказать?
— Ну…
И подумав, она как можно мягче сформулировала свои сомнения:
— Это ведь не то, что играть в индейцев.
Никки не одобрял критических суждений на свой счет, даже неявных, а потому рассердился.
— Я…
— Никки, тут же дело не в том, чтобы расспрашивать людей, обещая им, что ты ничего никому не скажешь, или подслушивать у замочных скважин. По-моему, это больше похоже на то, что ты и сам не должен сознавать, что ты делаешь.
— Можно и сквозь замочные скважины подслушивать.
— Ну тогда ладно, — сказал она, почувствовав облегчение от того, что дело предстоит не очень серьезное, больше похожее на игру, — я думаю, это у нас получится.
— И потом, мы можем следить за ними.
— Сесть им на хвост.
— Точно.
— В кафельных коридорах не больно-то на хвосте посидишь.
— Можно обыскать их комнаты, — неуверенно сказал он, — когда их там не будет.
Чем практичнее становились их предложения, тем тише они говорили.
— А если нас застукают?
Он не знал, что тогда может случиться, — на этот счет у него никакого опыта не было. Вряд ли шпионы отделываются взбучкой или тем, что их пораньше отправляют в постель, — во всяком случае не там, где стреляют из пистолетов. Как и Джуди, он понимал, что глупо двенадцатилетним детям пытаться сорвать осуществление огромного заговора.
И все-таки он знал, что они правы.
Прежде всего, они попали в положение, которое в определенном смысле диктовало им образ действий. А с другой стороны, Никки испытывал уверенность, что он, если подопрет, сможет надуть кого угодно. Дети, когда они дают себе труд позабыть, в чем, собственно, состоит правда, лгут с большим мастерством. И кроме того, он сознавал свое превосходство перед взрослыми по части находчивости, как и то, что детям обычно грозит меньшая опасность, чем взрослым. Удобно, когда тебя принимают за незрелого простофилю (хоть Никки и не понимал, что к нему именно так и относятся), особенно если ты намерен податься в шпионы.
Поведение детей становилось все более разумным, — не глядя друг на друга, они переговаривались почти беззвучно:
— Здесь могут быть подслушивающие устройства.
— В любой комнате могут быть.
— Прежде всего, нам нужно разобраться в людях.
— Придется обшарить весь остров.
— Читать все, что удастся найти.
— Спрашивать.
— Думать.
Он прилег на кровать, прижал губы к ее уху и выдохнул, так, словно делился чем-то сокровенным с собственной душой:
— Только не стоит начинать прямо с Хозяина. Начать надо с когонибудь, кто попроще.
Она начала поворачиваться — украдкой, словно за ними следили, и поворачивалась, пока не уткнулась ртом в его ухо.
— Давай начнем с Пинки.
— Почему?
— Мне кажется, он добрый.
— А как?
— Просто подружимся с ним.
Вытянувшись в постели, Никки ощущал покой и блаженство оттого, что сестра снова вернулась к нему. И только совсем перед тем, как сон одолел его, в мозгу мелькнула неприятная мысль. А что если Хозяин сумеет опять все повернуть по-прежнему, — едва только снова пошлет за ней?
Глава девятая
Доктор
— Что толку разговаривать с Пинки, когда он немой?
— Может, он писать умеет?
— Фью-ю!
Выяснилось, однако, что у негра просто шариков в голове не хватает.
Он замечательно разбирался в сложных механизмах, и был, возможно, одним из лучших в мире часовщиков, почему его и держали на Роколле, но, похоже, никаких представлений, более сложных, чем те, что присущи ребенку, у него не имелось. Джуди оказалась права, он действительно был добрым человеком.
— Пинки, куда подевался твой язык?
Пинки красивым наклонным почерком, какой можно увидеть в старинных прописях, написал на грифельной доске: «Пропал».
Детям как-то не захотелось спрашивать, кто к этой пропаже причастен.
— А с чем это ты возишься?
Он с гордостью показал им маленькие выпуклые локаторы, но, как выяснилось, и понятия не имел, для чего они предназначены.
— А майор авиации Фринтон — он кто?
Некая боязнь мешала им задавать более существенные вопросы.