Отвечать стала она:

— Ну, мы на самом-то деле просто поговорили о наших частных делах. Меня он загипнотизировал, но с Никки у него это не вышло.

На долю секунды Доктор вдруг просиял, словно включили и тут же выключили свет.

— Сколько он выпил?

— Три стакана.

— Три?!

— И с Никки ему пришлось именно разговаривать, потому что он не сумел прочитать его мысли.

— Я так и знал! Так и знал! Это уже четвертый случай.

— Четвертый случай чего?

— Не ваше дело, — ответил он, но тут же спохватился, вспомнив, какой он добряк и миляга. — Профессиональные тайны, дорогие мои. Клятва Эскулапа. Врач не в праве что-либо рассказывать о своих пациентах, просто не в праве, — вы ведь уже достаточно взрослые, чтобы это понять?

Уставясь в пол, Доктор поразмыслил с минуту. Когда он поднял взгляд, лицо у него было усталое.

— Согласитесь ли вы помочь старому доктору?

Поскольку дети молчали, он с пафосом добавил:

— Дело идет о судьбах мира.

— Хорошо, — сказала Джуди, прежде чем Никки успел вставить слово.

— Мне нужно, чтобы вы сделали два дела. Слушайте внимательно и запоминайте. А кстати, как вас зовут?

— Никки и Джуди.

— Я хочу, чтобы ты, Никки, как можно чаще виделся с Хозяином. Подружись с ним. Он вскоре начнет заниматься твоим образованием, так что встречаться вы будете. Запоминай все его слова и поступки и после передавай мне. Что же касается тебя, Джуди, постарайся вообще с ним не встречаться, насколько это в твоих силах. Твоим образованием он заниматься не станет, так что это тебе будет нетрудно. Вы понимаете, что все это нужно, чтобы помочь больному?

— Да.

— Чтобы установить контакт с разумом пациента?

— Да.

— Вы очень умные детки! Вы сделаете все это ради старого Трясуна, а также ради спасения мира?

— Мы изо всех сил постараемся сделать как лучше, — сказала Джуди, отнюдь не кривя душой.

— Вот речи истинных Британцев!

Пока дети с отвращением переваривали определение, которое он им дал, Доктор переменил тему разговора.

— Ну и ладушки. И довольно об этом. Пожалуй, мне пора уже заняться приготовлением моих снадобий.

И он подмигнул детям весело и живо.

— Медикамент, — воскликнул он, — ты ангел-исцелитель! Лечить, лечить и лечить. Пузыречек туда — пузыречек сюда. И кто знает, — быть может, даже успокоительное для нашего досточтимого Хозяина?

Дети уже закрывали дверь, когда Доктор снова окликнул их:

— Вы слыхали про Закон о разглашении государственной тайны?

— Да.

— Ни единого слова ни единой душе, — вы хорошо это поняли?

— Да.

— Ни Пинки, ни Фринтону, ни Китайцу, ни даже Хозяину?

— Да.

— Не забывайте об этом, — сказал Доктор. — Это не игра, здесь все всерьез и ничего понарошку.

Когда они добрались до своей комнаты, Никки без с некоторой робостью спросил:

— Ты ему хоть немного поверила?

— Разве что самую малость. Он даже грязь из-под ногтей не выковырял.

Однако по части образования он оказался прав. В тот же день после обеда, не дав близнецам заняться Фринтоном или кем-либо иным, Китаец открыл дверь больничной палаты и кивком подозвал Никки. Перед тем как им уйти, он отвесил Джуди поклон и сказал: «С вашего разрешения».

Считается, что в большинстве своем китайцы не выговаривают букву «р», так что у них вместо «жаренного риса» получается «жаленный лис». Но этот китаец не принадлежал к большинству. Его выговор был безупречен. Он говорил на настоящем старосветском английском, — эдвардианском, если точно сказать. Он бы, наверное, даже сказал (как водилось в ту пору среди людей высшего света) «благодарствуйте» вместо «благодарю», — разумеется, если бы ему вообще пришла в голову мысль прибегнуть к этому слову.

Никки последовал за Китайцем по коридору.

Они миновали черную дверь и оленьи рога, аксминстерский ковер и дверь с нарисованным на ней камышом.

В будуаре Хозяина, — ибо таково одно из слов, позволяющих описать выдержанное в тонах пожелтевшей зелени убранство этой комнаты, впрочем, имевшей, быть может, больше сходства с холостяцкой квартирой Шерлока Холмса на туманной Бейкер-стрит, по которой медленно движутся кэбы, — в будуаре Хозяина их ожидал откидной письменный стол, уже застеленный чистой промокательной бумагой с чернильницей и мягким стальным пером поверх нее. На столе лежал также отпечатанный на машинке список экзаменационных вопросов.