— Прекрати! Не пори чушь. И вовсе я не нервный. Нечего придумывать.

Разговор этот, если, конечно, подобный обмен репликами можно считать разговором, имел место за завтраком. Молли и Барри сидели за столом, на котором стояли две большие глиняные чашки с дымящимся кофе, сахарница и пустые стаканы из-под сока. Барри вытащил из кармана пачку сигарет.

— Не возражаешь?

И, не дожидаясь ответа, чиркнул спичкой, прикурил и глубоко затянулся. Выпустил дым.

Молли широко раскрыла глаза.

— Я думала, ты не куришь.

— Угу. Бросил шесть лет назад.

— Так зачем же…

— Затем! Могу я что-нибудь сделать, не отчитываясь постоянно в своих поступках? — взорвался вдруг он. — Что ты ведешь себя как мамаша? Или как любовница? Ты мне ни то и ни другое, помни об этом!

— Но… — Она отпрянула, насколько это было возможно, и съежилась, словно от страха.

Но Барри уже успел прийти в себя и схватил ее за руку.

— Прости меня, Молли, извини, ради бога, малышка, не сердись! Сам не понимаю, что на меня нашло…

Она выдохнула, высвободила пальцы и тихо произнесла:

— Ничего, Барри, все в порядке. Не беспокойся. Я понимаю. Понимаю. — И подняла ладони в успокаивающем жесте.

— Ни черта ты не понимаешь, — с болью в голосе отозвался Барри.

— Это из-за Джоша, да? — негромко продолжила Молли. Он молча кивнул. — Ты… скучаешь по нему? — Снова кивок. — И если бы… представь себе, если бы мы вернулись и он…

То ты…

— Я… я был бы счастлив. Ни о чем его не спрашивал бы, ни в чем не упрекал… Просто… просто…

Он глубоко затянулся, борясь с волнением, и закашлялся. Раздраженно ткнул сигаретой в блюдце и выругался. Потом последовало молчание.

Молли первой прервала его.

— Послушай, Барри, мы с тобой друзья, верно? Значит, ты можешь смело говорить со мной обо всем, что тебя тревожит. Понимаешь? Я на твоей стороне… что бы ни случилось. Это ясно?.. Так вот мне вдруг пришло в голову, что, может, ты хотел позвонить ему?

Ну, когда я навязалась тебе в компанию? И ты застеснялся, да?

Он грустно усмехнулся.

— Эх, малышка, добрая ты душа! Не думай об этом. Я не могу позвонить Джошу, но не из-за тебя. — Барри покачал головой. — Представить себе не могу, что будет, если вдруг не он подойдет к телефону.

— Считаешь, что он мог привести своего нового… — Молли запнулась, проглотила окончание фразы, попробовала еще раз:

— Джош не может никого привести в ваш дом. Не может, понимаешь? Потому что это ваш дом. Твой.

— Да. Мой. И он никого не приведет туда.

Потому что сам ушел оттуда. Ушел к этому проклятому франту Биллу Томсону. Дерьмо поганое! Хренов щеголь! Ненавижу! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — И он уронил голову на руки.

Молли дала ему время успокоиться, потом негромко заговорила:

— Ты ведь сейчас переживаешь больше, чем вначале… Потому что первые гнев и обида отступили, и ты вспоминаешь теперь только хорошее… Я права, Барри?

Он поднял голову и посмотрел на нее.

— У тебя так же?

— Угу. Я постепенно начинаю забывать, что он меня оставил, о той боли, что испытывала, даже о горечи от потери ребенка… Мне на память приходят только лучшие минуты нашей жизни. Взаимная страсть, жаркая, испепеляющая, безумная и бесстыдная. Знаешь, Барри, он ведь был у меня первым. И я с первого раза испытала оргазм. Да-да, — подтвердила она, встретив его удивленный взгляд. — Знаю, что это редкость. Зачастую женщины узнают, что это такое, только через некоторое время после первой ночи, многие — вообще никогда. Но Кларенс… — Молли заметно содрогнулась, улыбнулась какому-то своему воспоминанию. — О, он был изумительным любовником. Довел меня до такого возбуждения, что я даже боли не почувствовала, когда он наконец-то взял меня. Представляешь? Только ликующее упоение тем, что оно свершилось. Я сразу же кончила, но он не спешил. Он принялся целовать меня… везде… О, Барри…

Она снова содрогнулась, сильнее, чем в первый раз. Лицо залилось краской. Дыхание участилось. Молли опять переживала ту первую ночь любви и страсти.

— Не знаю, сколько это длилось, помню только, что я снова извивалась и умоляла его овладеть мной. А он… он взял мою руку и накрыл ею свой… член. Я не знала, чего он ждет от меня, не понимала, что нужно делать, но инстинктивно начала ласкать его. И тут Клар застонал… — Она закрыла глаза, а когда открыла, то подняла на Барри невидящий взгляд. — Я чуть с ума не сошла от восторга, от потрясения, от изумления. От того, что я, несмышленая и неопытная, сумела довести взрослого мужчину до такого состояния… Потом мы соединились, и это было прекрасно. Настоящее чудо. Истинное произведение искусства секса.

Он играл на мне как на податливом инструменте. Я… я даже считать перестала, сколько раз доходила до вершины и кричала от несказанного наслаждения. И только когда Клар ощутил, что я на грани изнеможения, только тогда он приступил к последней части атаки. И его финальные стоны были для меня слаще самой сладостной музыки.

Она замолчала. Ее широко открытые глаза по-прежнему смотрели на Барри, но видели не его, а ту комнату в отеле, огромную, королевского размера кровать и распростертое на ней сильное тело возлюбленного. Но постепенно они прояснились, взгляд сфокусировался.