— Эй, здесь джентльмен!

Эффект, произведенный этими простыми словами, был ошеломляющим. Том, пользуясь возможностью, вывернулся из-под ослабевшей руки и бросился в толпу с криком:

— О, сэр! О, мистер Руффорд!

Едва он успел добраться до герцога и схватить того за руку, как миссис Эплбай схватила его за другую руку и с негодованием произнесла:

— Слава Богу, вы приехали, сэр! До сих пор я не видела ничего подобного и не знаю, к кому обратиться!

— Если вы отвечаете за этого молодчика, — сказал сторож, добравшись до герцога пятнадцатью секундами позже миссис Эплбай, — то мой долг сообщить вам…

Его слова потонули в усилившемся гаме. Тщедушный человечек, фермер и дама в домашнем чепце, — все разом заговорили. Миссис Эплбай наговаривала ему в одно ухо, Том — в другое, герцог взмолился и попросил их высказываться по очереди, но его просто не услышали. Люди из толпы окружили их, чтобы принять участие в споре, и некоторое время обрывки речей доносились до герцога в искаженном виде, но в их угрожающем тоне нельзя было ошибиться. Слова «тюрьма», «перепугал всю почту» и «сломал хорошую телегу мистера Бэдби» звучали как страшные обвинения; и в то время, как одна половина толпы, казалось, снисходительно смотрела на проступки Тома, другая половина, более крикливая, настаивала вместе со сторожем на его незамедлительной депортации.

— Я не делал этого! Я не делал! — горячо возражал Том. — О, сэр, прошу вас, скажите им, что я не делал этого!

— Сэр! — начал угрожающе сторож.

— Мистер Руффорд, сэр, заставьте его меня выслушать, — взмолилась миссис Эплбай.

Неожиданно наступила тишина, и герцог догадался, что все, за исключением сторожа, явно ждут от него незамедлительного контроля над ситуацией. Он никогда еще так не сожалел об отсутствии своего окружения. Он даже захотел, чтобы его дядя Лайонел внезапно появился бы тут чудесным образом. Сам вид внушительной фигуры лорда Лайонела и его аристократический облик заставили бы толпу разойтись, а любой отлично вышколенный лакей проложил бы дорогу его светлости в достаточно высокомерной манере, чтобы произвести впечатление даже на сторожа. Но герцог всю жизнь старался оградить себя от вульгарной черни и сейчас оказался вынужденным постоять за самого себя. Он попытался стряхнуть вцепившиеся в него руки и произнес в своей обычной мягкой манере:

— Прошу дать нам дорогу! И умоляю, не говорите со мной все разом, я ничего не могу понять!

Его мягкий голос, донесшийся до толпы, резко контрастировал с развоевавшимися участниками конфликта и оказал мгновенный и отрезвляющий эффект. Даже сторож не мог не ощутить чувство собственного достоинства, излучаемое герцогом, и не стал возражать против того, чтобы переместиться в кофейный зал гостиницы.

— Пойдем, Том! — позвал его герцог. Он заметил одного из конюхов, стоявших неподалеку, и добавил: — Эй ты! Отведи коляску во двор!

Затем он вошел в «Белую лошадь» в окружении Тома, миссис Эплбай, сторожа, тщедушного человечка, фермера и дамы в домашнем чепце. Не успев войти в кофейню. Том и миссис Эплбай принялись изливать ему на ухо свои истории, но он прервал их.

— Пожалуйста, погодите! Я выслушаю вас через минуту! — Он взглянул на сторожа и спокойно спросил: — Не расскажете ли мне, в чем дело?

На сторожа это произвело определенное впечатление. Безусловно, этот тихий молодой джентльмен принадлежал к высшему обществу. Опыт научил его любезному поведению с такими людьми, и, сбавив тон, он рассказал герцогу, что четверо молодчиков под предводительством юного мистера Мэмбла не только мешали движению по королевской дороге, но и сломали новую тележку честному горожанину, а также оказались виновными в опоздании почтового дилижанса, за что должны теперь понести наказание и ш граф не ниже пяти фунтов.

— Боже мой! — сказал герцог. — Как же так. Том?

— Я ничего этого не делал! По крайней мере, не хотел, да и откуда я мог знать, что приближается почтовая карета? Вы же сами сказали, что я могу поразвлечься!

В это время в комнату вошел еще один человек, мужчина нервного вида, замотанный в шарф, который не стал дожидаться предложения герцога и описал в подробностях ущерб, нанесенный его новой тележке испуганной молодой лошадью, которая попятилась и налетела на нее при виде двух ослов, коровы и старого мерина мистера Детчета, на которых мчались всадники, сидя задом наперед, вниз по главной улице.

— Это были скачки! — объяснил Том.

Сторож подхватил рассказ, и из его слов герцог понял, что в тот момент, когда эта необычная кавалькада достигла угла, из-за него вынырнула почтовая карета, едва избежавшая столкновения при этом. Один из всадников оказался на пути у кареты, кучер едва справился с лошадьми, а все пассажиры испытали сильнейшее нервное потрясение.

Перечислив все обстоятельства происшествия, сторож попытался обратить внимание собравшихся на дальнейшую судьбу юных джентльменов — на незамедлительное и суровое наказание, которое они должны понести. Один раз его перебила дама в чепце, которая, заливаясь слезами, стала уверять, что ее Уилл всегда был хорошим мальчиком, — и мистер Пиддихо это знает, — пока не попал под дурное влияние своих товарищей. За ней следом заговорил тщедушный человечек, заверивший, что только под давлением его Фред мог так себя опозорить; и фермер, который громко и воинственно заявил, что это только мальчишеская проказа, и он уж обязательно вздует Нета.

Однако герцогу необходимо было узнать намного больше, чтобы вынести решение. Миссис Эплбай очень неразумно потребовала, чтобы ей сказали, что это нашло на мальчиков, раз они принялись скакать задом наперед, и это дало возможность Тому пуститься в долгие объяснения всех трудностей правильной верховой езды на двух ослах, корове и старой лошади. Казалось, он считает, что заслуживает поздравлений за новаторское разрешение проблемы, и так подробно начал описывать великолепное выступление коровы, что все, кроме герцога и сторожа, немного отвлеклись от темы и даже удивленно воскликнули пару раз, и хотя и спорили, но соглашались, что корова может ни в чем не уступить лошади, особенно такой, как эта старая кляча мистера Детчета.