Шрифт:
Детишки в углу смотрели телевизор и сосали колу, а Монтлей сидел за столом с жестянкой пива и сдачей, горкой насыпанной перед ним.
Увидев меня, он улыбнулся беззубым ртом.
— Не ждал тебя, парень. Чем я тебе понравился?
— Фигурой.
— Подумай, ну что общего у полицейского с такой старой развалиной? Так, смотрите как на мусор, а? А я мечтаю, чтобы за мной снова побегали, а?
— А из старых друзей никто не заходит?
— Да вся наша компания уже покойники.
— А Коплей?
— Тоже.
— А вдруг он вернулся с теми деньгами, которые причитались всем? Он один все съел тогда.
— Это будет забавно. Но, парень, он всю жизнь гонялся только за девками, за шлюхами, за любой женщиной. Любил почему-то только высоких. А в его-то годы это все равно что с палочкой жить... ничего нет, и ждать неоткуда. Нет, от этих денег ему- теперь проку мало!
— Допустим. А вдруг? Он стар. Но хочет власти. И может заплатить. И купить любого человека.
— Нет, назад ему нет пути.
— Почему?.
— Я его прикончил. Да, парень. Ты знаешь, что этот тип — сволочь? Он прострелил мне ногу. Это погубило меня. Но я не промахнулся, когда стрелял. Последний раз в жизни. В окно такси. Он так и завертелся. Он мертв.
— Может быть,—ответил я.
— Хотелось бы на него полюбоваться. Заодно узнаю, промахнулся я тогда или нет.
— Слыхал про Дикерсона?
— Откуда? Что он за личность такая?
— Просто так.
— Понятия не имею.
— Черт побери, если это так.
— Я слишком долго с вами жил, Хаммер. Ты еще не все узнал, за чем пришел, ведь верно?
— Хорошо. Ты, старик, молодец. Тогда Салли Девон, а?
Он вытер губы тыльной стороной ладони.
— Да. Была моей подружкой.
— Я думал, что она девочка Коплея.
— Этот подонок за каждой юбкой бегал, ему было все равно, были бы ноги.
— Даже за твоей?
— Конечно. Я его несколько раз предупреждал, но что толку? Он ей всегда был больше по сердцу. Она все равно бы ушла от меня.
Он вдруг нахмурился.
— Думаешь, из-за нее он меня подвел под монастырь?
— А кто?
— Да, этот парень был умница, что и говорить! Все продумал. После ограбления —деньги в голубой фургон. Второй — точь-в-точь такой же — в другую сторону, для отвода глаз. И потом он снял дом в Катскилле. Преступление века! Ты, парень, грамотный, газеты читал, Там все есть.
— Нет, не все. И вдруг он вылез на свет с деньгами, собирает для себя организацию и...
— Нет-нет. Не тот он тип. Для него жизнь — это бабы. А он слишком стар для них.
— А ты о «смотрителях» слышал?
— Что это за штука?
— Сами уже ничего не могут и просто смотрят, Я знаю некоторых старичков, которые слюнки глотают и при этом блаженствуют, как будто сами это проделывают. И богатые, между прочим.
Я поднялся, дал ему адрес отеля и немного денег.
Он продолжал хихикать чему-то своему.
Хотелось мне быть поблизости, когда он столкнется с Бласком лицом к лицу.
Глава 7
Пришлось еще раз побеспокоить Тоби. И его поросячьи глазки так бегали и испуганно моргали при моем появлении, что хотелось придержать их рукой.
— Ты... опять?!
— Дикерсон, Тоби!
— Не знаю, Майк. Оставь меня.
— Если воскресшие фарцовщики собираются в городе — будет дело, кто-то сколачивает их в шайку. Кто дает деньги?
Он облизал сухие губы.
— Слушай... Если я скажу, это будет... твой последний визит сюда?
— Послушаем.
— Мардис. Марго. Рыжая. Она была с парнем. Один раз. Никаких имен. Я не даю тебе имена. Она пользуется популярностью у пожилых. Она с ними что-то такое проделывает, штучки такие... Ясно? Так вот, тот парень, он явился сделать кому-то одолжение. Он из Чикаго. Ничего не говорит, что делать, но наготове. Кто-то сколачивает организацию, и дело тут не в деньгах, а в чем-то еще, тут...
— Сколько уже набралось?
— Достаточно, чтобы город можно было взять голыми руками.
— Откуда они все?
— Большие шишки. Из Синдиката. И вообще ты влип, парень!
Итак, кто-то умный обтяпывал свое дело.' Если это Коплей — тогда игра шла не на жизнь, а на смерть.
Я просмотрел заметки в газетах.. Салли выступала по делу о трех миллионах как свидетель. Все показания ее свелись к тому, что она имела дела с Сонни как его подружка. Глупая, пустая, но красивая куколка. Ничего не знала о делах банды. Сонни и остальные показали, что она была только игрушкой, постельной принадлежностью. И на этом участие ее кончалось. Только один репортер вспомнил ее странную фразу на процессе.