Все то, что она сегодня услышала, рассердило и больно ранило ее. Он был прав. Действительно, это было все равно что попасть под удар молнии, и Алекс знала, что рубец от этого удара не заживет никогда.

— Мне жаль, что ты видишь все это именно в таком свете.

Но мы должны стараться сохранить наши отношения ради Аннабел.

— А по-моему, мы стараемся обмануть и ее, и самих себя.

Кого ты хочешь надуть, Сэм? Наша семья распалась.

— Я не готов к тому, чтобы развестись с тобой, — объявил Сэм, и Алекс опять захотелось встать с постели и ударить его.

— Очень благородно. А почему бы, собственно, и нет?

Ты боишься, что это будет выглядеть некрасиво? Бедной Алекс отрезали грудь, но ты не можешь уйти от нее сразу же? Ну конечно, лучше подождать несколько месяцев. На самом деле ты действительно можешь подождать полгода, пока не кончится курс химии, а потом все подумают, что ты просто не хотел бросать меня в трудный период. Господи, Сэм, до чего же ты отвратительно себя ведешь. Ты самый большой мошенник во всем городе, и мне плевать, что ты пытаешься от кого-то это скрыть. Я-то все равно знаю. И ты знаешь. И этого вполне достаточно. Иди ко всем чертям, Сэм. Разговор окончен.

— Почему ты так во всем уверена? Я даже тебе завидую, — признался Сэм. Он хотел освободиться от нее, но не был готов уйти. Больше всего его устраивал вариант полной свободы при отсутствии ответственности. Ему хотелось всего — и Дафны, и возможности вернуться к Алекс, может быть, через год. Расставаться со своей женой навсегда он не стремился.

— Ты меня сам во всем убедил, — сказала она, отвечая на его вопрос. — С того времени как мне сделали операцию, ты ведешь себя как последнее дерьмо. Я могу объяснить это только тем, что тебе трудно справиться с навалившимся кошмаром, но знаешь ли что, Сэм? Это уже старо. Мне надоело находить оправдания твоим поступкам: «Он устал… это слишком неожиданно… и слишком тяжело… это напоминает ему его мать… он не может с этим справиться… ему слишком страшно…» Все это жалкие извинения, Сэм.

Слезы навернулись у нее на глаза, пока она говорила все это, да и Сэм чуть не плакал.

— Прости меня, Алекс. — Он отвернулся от жены, а она заплакала — очень тихо, так, что он не слышал. Как все ужасно складывалось с того самого дня, когда у нее обнаружили затемнение на маммограмме! Все это было на редкость несправедливо, но все равно с этим надо было жить.

— Прости меня, — повторил он, посмотрев на нее, но даже не пошевелившись, чтобы утешить ее.

Затем он вышел из комнаты, и Алекс слышала, как он ходил по кабинету, а через полчаса хлопнула входная дверь.

Сэм не сказал ей больше ни слова — он просто ушел и в течение нескольких часов гулял. Дойдя до реки, он постепенно стал сворачивать к югу, пока не оказался на 53-й улице. Он знал, чего ему хочется, и спросил себя, не для того ли он разрушил свою семейную жизнь, чтобы получить это. Но думать об этом сейчас было уже поздно. Он сделал то, что должен был сделать — или хотел. Сейчас было не время склеивать разбитое — Сэму было только очень жаль, что он причинил боль Алекс. Но ведь и она сделала ему больно, пусть даже и не по своей вине. Как ни странно, Сэму казалось, что она его предала.

Сэм зашел в телефонную будку на 2-й авеню, хотя знал, что звонить бессмысленно. Ведь она же уехала на праздник в Вашингтон. Но Сэму хотелось услышать ее голос — хотя бы на автоответчике — и сказать, что он любит ее.

Но она подняла трубку на втором гудке, заставив Сэма потерять дар речи от изумления.

— Дафна?

— Да, — ответила она сонным и чувственным голосом. Было уже далеко за полночь, и он ее явно разбудил. — Кто это?

— Это я. Что ты делаешь дома? Я был уверен, что ты в Вашингтоне на Дне благодарения.

Дафна рассмеялась, и Сэм легко представил себе, как она лениво потягивается. Стоя в телефонной будке, он уже успел замерзнуть.

— Я уже приехала. Мы там устроили потрясающий ленч, где я в прямом смысле слова объелась, а потом ходили на каток. Сегодня вечером я прилетела домой. Все мои приятели завтра разъезжаются. Мы и не планировали провести вместе уик-энд. А ты где находишься?

Сэм не звонил ей с того дня, когда Алекс начали делать химиотерапию, а Дафна только несколько раз разговаривала с ним на работе. В конце концов, он был женатым человеком, и Дафна вела себя очень осторожно. Она была слишком" умна, чтобы вести себя иначе, и уважала его обстоятельства.

Он ответил на ее вопрос озорным хихиканьем:

— Я уже всю задницу себе отморозил. Я в телефонной будке на углу 53-й улицы и 2-й авеню. Я очень долго гулял и вот решил позвонить тебе.

— Что ты там делаешь, скажи на милость? Приходи, я напою тебя чаем. Честное слово, я тебя не покусаю.

— Ловлю тебя на слове, — сказал Сэм, а потом очень несчастным и разбитым голосом добавил:

— Я очень по тебе соскучился.

— Я тоже по тебе соскучилась, — тихо и более сексуальным тоном, чем когда-либо, ответила Дафна. — Как твой День благодарения?