— Крис?

Я сильно вздрогнул, пытаясь понять, где я.

Рядом со мной стоял Альберт, по-прежнему звучала музыка. Я заглянул ему в лицо. Меня насторожило его напряженное выражение.

— Что случилось? — спросил я, быстро поднимаясь.

Он взглянул на меня с выражением такой боли, что мне показалось, будто у меня остановилось сердце.

— Что такое? — спросил я.

— Энн скончалась.

Сначала я испытал шок, словно меня сильно ударили. Потом возбуждение, смешанное с печалью. Жалея детей, я радовался за себя. Мы снова будем вместе!

Нет. Лицо Альберта не выражало поощрения подобного чувства, и мою душу наполнил холодный, тоскливый ужас.

— Ну, прошу, скажи, в чем дело? — умолял я. Он положил руку мне на плечо.

— Крис, она убила себя! — сказал он. — Она от тебя скрылась.

Это было возвращение ночного кошмара.

Слушая Альберта, я в оцепенении сидел на траве. Чуть раньше он увел меня из амфитеатра, и мы перешли на тихую полянку.

Я говорю, что слушал, но на самом деле — нет. Его слова и фразы доходили до моего сознания разрозненно, поскольку собственные мысли нарушали целостность его речи. То были в основном тревожные воспоминания о том, как Энн иногда говорила: «Если ты умрешь, я тоже умру» или: «Если ты уйдешь первым, вряд ли я это вынесу».

Тогда я понял, почему ощущал постоянный страх, несмотря на все чудеса за время моего пребывания в Стране вечного лета. Где-то в глубине души зрело мрачное предчувствие — ожидание чего-то ужасного, что должно было с ней произойти.

Теперь я понимал, почему меня преследовали эти видения — ночные кошмары, в которых она умоляла ее спасти. И опять в памяти возник ее полный ужаса взгляд, когда она скользила к краю скалы, тонула во вспененных водах бассейна или, окровавленная, падала на землю после очередной атаки медведя. И скала, и бассейн, и медведь символизировали мой страх за нее; то были не сны, а предчувствия. Она просила меня о помощи, умоляя не дать ей совершить то, к чему чувствовала склонность.

Голос Альберта дошел наконец до моего сознания.

— Душевные травмы в детстве, подросшие дети, твоя смерть…

Я уставился на него. Он что-то сказал о снотворном? Его мысль прервалась, и он кивнул.

— Господи.

Я спрятал лицо в ладонях, готовый зарыдать. Но слезы высохли, я был опустошен.

— Смерть того, с кем человек был долго и близко связан, оставляет в его жизни вакуум, в буквальном смысле слова, — говорил Альберт. — Потоки психической энергии, направленные на этого потерянного человека, лишаются своего объекта.

«Зачем он мне это рассказывает?» — с досадой думал я.

— Мог сказаться также и тот спиритический сеанс, — продолжал он. — Эти вещи иногда нарушают психическое равновесие.

Я в недоумении посмотрел на него.

— Вопреки тому, что говорила твоя жена, — сказал он, — я думаю, она надеялась на существование жизни после смерти. Думаю, она возлагала на этот сеанс большие надежды. Когда оказалось, что это заблуждение — так она считала, — он… — Голос его замер.

— Ты говорил, что вы за ней присмотрите, — напомнил я.

— Мы присматривали, — сказал он. — Но мы никак не могли узнать, что она собирается делать.

— Почему же мне сказали, что она прибудет сюда в возрасте семидесяти двух лет?

— Потому что так было намечено, — ответил он. — Правда, несмотря на прогнозирование, в ее силах изменить предначертанное. Разве не понимаешь, в этом-то и дело. Существует естественное, намеченное время смерти каждого из нас, но…

— Тогда почему здесь нахожусь я? — спросил я. — Тот несчастный случай был естественным наступлением моей смерти?

— По-видимому, да, — ответил он. А может быть, и нет. Как бы то ни было, ты не несешь ответственности за свою смерть. А Энн несет ответственность за свою. Ведь убить себя — значит нарушить закон, потому что это лишает человека возможности постичь потребности своей жизни.

Вид у него был расстроенный, и он покачал головой.

— Если бы только люди могли понять, — вымолвил он. — Они полагают, что самоубийство — быстрый путь к забвению, выход из сложной ситуации. Это далеко не так, Крис. Просто личность переходит из одной формы в другую. Душу разрушить невозможно. Самоубийство лишь ускоряет более мрачное продолжение той же ситуации, выход из которой никак было не найти. Продолжение в еще более мучительных обстоятельствах…

— Где она, Альберт? — прервал я его.