Что у него с глазами? Мерцают или мигают?

— Вы слишком добры ко мне, доктор, — говорю.

Секунду-другую он переваривает эту фразу, затем улыбается. Я ухожу, согласившись со своим лекарем в том, что туман — это большое неудобство. За дверью я благополучно уворачиваюсь от подобострастных «чайку-кофейку», дебильных реплик и тошнотворно-слащавых пожеланий и спешу к выходу.

Едва не сталкиваюсь с мистером Беркли и его конвоиром-опекуном. Изо рта у мистера Беркли пахнет нафталином. Мне остается лишь предположить, что он возомнил себя платяным шкафом.

Я иду по Кейтинг-роуд. Мост утопает в клубящемся облаке, улицы и проспекты обернулись тоннелями в тумане, огни магазинов и кафе с трудом вылавливают из серой мглы человеческие силуэты, очень смахивающие на призраков.

Подо мной шумят поезда. То и дело отработанный пар стремительно прорывается через железный настил и спешит раствориться в тумане. Локомотивы завывают, словно неприкаянные души, и человеческий разум машинально пытается перевести эти протяжные крики на свой язык. А может, гудки с тем расчетом и задумывались — чтобы будить в нас зверя. С невидимого моря, лежащего в сотнях футов внизу, поездам вторят сквозь туман судовые сирены, их крики дольше и басовитей, звучат мрачным предостережением, как будто каждый из этих ревунов водружен над местом страшного кораблекрушения, чтобы оплакивать души давным-давно погибших моряков.

Из тумана неудержимо вырывается рикша, оповещая о себе визгом клаксончиков. Повозка стремительно приближается, девчушка, торгующая спичками, спешит уступить дорогу, я оборачиваюсь и в глубине плетеной коляски замечаю белое лицо в обрамлении темных волос. Рикша проносится мимо; я готов поклясться, что седок ответил на мой взгляд. Сзади на коляске тускло светится в тумане красный фонарь. Слышится окрик, когда уже почти истаял, сгинул красный свет, и писк каблуков-клаксонов неожиданно смолкает. Рикша остановился. Я иду вслед, и вот я рядом. Из коляски показывается голова с белым, как будто сияющим в тумане, лицом.

— Мистер Орр!

— Мисс Эррол.

— Какой сюрприз! Кажется, нам по пути.

— Похоже на то. — Я останавливаюсь рядом с двуколкой. Между оглоблями стоит парень, глядит вверх, тяжело дышит. Капли пота блестят в неярком свете уличного фонаря. Кажется, Эбберлайн Эррол смущена, лицо у нее при ближайшем рассмотрении не белое, а почти розовое. Я почему-то радуюсь, видя, что отчетливые припухлости под ее глазами никуда не делись. Наверное, они у нее всегда или она сегодня опять допоздна кутила. Похоже, как раз возвращается домой. Но нет: у человека бывают утренние вид и самочувствие, а бывают вечерние. И сейчас дочь главного инженера Эррола прямо-таки источает свежесть.

— Подбросить вас?

— Куда уж выше, я и так на седьмом небе от счастья, — изображаю я в кратком варианте ее изощренный поклон.

У нее глубокий, горловой смех. Совсем мужской.

Рикша следит за нами с откровенным раздражением. Достает из-за пояса счеты, громко, демонстративно щелкает ими.

— Да вы галантны, мистер Орр! — кивает мисс Эррол. — Мое предложение еще в силе. Чего наверняка не скажешь о вас. Присаживайтесь, в ногах правды нет.

Я обезоружен:

— С удовольствием.

Я забираюсь в легкую повозку. Мисс Эррол, в высоких сапогах, кюлотах и жакете из плотной, тяжелой ткани, двигается на сиденье, освобождает мне местечко. Рикша уже не только щелкает, но и возбужденно говорит, и жестикулирует. Эбберлайн Эррол отвечает на таких же повышенных тонах и энергично машет рукой.

Юноша отпускает оглобли (новый громкий щелчок) и скрывается в кафе возле мощенной деревом дороги.

— Пошел за напарником, — объясняет мисс Эррол. — В одиночку он бы нас вез слишком медленно.

— А это не опасно? В таком тумане? — Я чувствую, как с мягкого сиденья через ткань пальто поднимается тепло.

Эбберлайн Эррол фыркает:

— Ну что вы. — Ее глаза сейчас, в уличном освещении, скорее зеленые, чем серые. Они сужаются, изгибается уголок красивого рта. — Это сущая ерунда.

Рикша возвращается с подмогой, вдвоем они берутся за оглобли и рывком увлекают нас в туман.

— Моцион, мистер Орр?

— Нет, от врача возвращаюсь.

— И как идет лечение?

— Да ни так ни сяк. У доктора новая светлая мысль — вздумал меня гипнотизировать. Как-то я начинаю сомневаться в пользе его терапии, если это можно назвать терапией.

Я говорю, а мисс Эррол следит за моими губами, и от этого мне и приятно, и как-то не по себе. Через секунду она широко улыбается и переводит взгляд на дорогу, на двух парней, бегущих перед нами, лавируя в пронизанном светом фонарей тумане, заставляя встречных шарахаться с нашего пути.

— Мистер Орр, человек должен во что-то верить, — говорит мисс Эррол.

— Хм… — мычу я, тоже на какой-то миг захваченный нашей лихой ездой в условиях недостаточной видимости. — А мне кажется, было бы разумней сосредоточиться на моих поисках.