–  Ну и где же выход?
– настороженно спросил Аркадий Максимович и тем самым спросил неосторожно.

–  Может быть, надо переменить взгляд на цивилизацию, - сообщил Сапожников.
– Цивилизация - это, конечно, прежде всего совершенствование орудий труда… Но где доказано, что орудия труда должны быть такими, какими мы привыкли их видеть?

–  То есть?
– спросил Глеб.

–  А если они живые?

Ах, Глеб, Глеб! Тебе стал нужен Сапожников. Интрига твоя злая, веселая и безошибочная. За то, что ты заступился за Аркадия Максимовича, Сапожников снова, как в давние дни, пошел с тобой на сближение.

Но вышел казус. А казус - это почти конфуз. Это когда человек все рассчитал и стал действовать, ан все и вышло наоборот.

По формуле все сходилось - Глеб берет Аркадия Максимовича под крыло и получает расположение Сапожникова. Это раз. Глеб совершает это в раскованном и свободном стиле и тем приводит в восторг Филидорова. Потому что Филидоров теперь не просто сбивает в кучу умников разных наук, а таких, которые бы идеи своей профессии подкидывали бы в чужую. Это два.

Один выстрел супротив двух зайцев. Полвыстрела на зайца. Все учел Глеб, от природы лидер. Не учел только одного - себя. Это бывает.

Потому что на этом диспуте Глеб испытал счастье.

Счастлив стал Глеб на этом диспуте и не мог об этом забыть. Вот какое дело.

Безоколичная манера выкладывать доводы, которую Глеб перехватил у Сапожникова, вдруг и внезапно перестала быть манерой и на короткие часы стала свободой.

Но и это еще не весь казус, а только его половина. А вторая половина была в том, Глеб заступился для дела, а вышло, что для души. И это бывает. Если защитишь кого-нибудь, то это безнаказанно не проходит. Привязывается душа к тому, кого защитил.

И вышло так, что это Сапожников ненароком, сам того не зная, положил двух зайцев в потемках застывшей в гордости Глебовой души.

Глеб понял это не сразу, но сразу испугался. А как испугался, так разозлился вдвойне. И это обычно.

–  Ты когда-нибудь задумывался о своей судьбе?
– спросил Глеб, когда они остались одни, а остальные разошлись, пообещавши прийти прямо на вокзал.

–  Сколько раз, - ответил Сапожников.

–  Ведь одной сотой того, что ты выдумал, могло бы хватить…

–  Отстань, - сказал Сапожников.

–  А все же?

–  Я предоставляю мозгу думать. Видимо, для меня надо так.

–  Ты житейский дурак, - сказал Глеб.
– Идеи продаются. А ты пытаешься их всучить даром. Понимаешь, - ты выпал из нормы. Если ты изобрел что-то или думаешь, что изобрел, - оформляй заявку и отсылай. А если ты совсем умный, то сначала проведи патентный поиск, все равно заставят, чтобы узнать, не опередил ли тебя кто. А ты придумываешь что-то и тут же выбалтываешь… Что происходит?

–  А что происходит?
– как эхо спросил Сапожников.

–  У моего знакомого есть сука, - сказал Глеб - Не ругайтесь, - сказал Аркадий Максимович.
– Я не люблю.

–  Нет. Реальная собачка женского пола, - сказал Глеб.
– Она родила щенят. Мой знакомый - интеллигентный человек, хотел раздать щенков даром. Ветеринары ему сказали - хотите, чтобы щенкам хорошо жилось у новых хозяев? Продайте их. У хозяев будет к ним са-а-авсем другое отношение.

–  У меня у самого баек сколько хочешь, - перебил Сапожников.

–  Ты проиграл свою жизнь, - сказал Глеб.
– Никого ты не отстоял, никого не защитил. Благородные мотивы изобретательства? Пожалуйста. Только надо, чтобы все выдумки были реализованы, благодетель. И реализованы тобой! Пойми ты, иначе часть их пропадет в суматохе и шутовстве, а часть - разворуют паразиты. Пойми - ты развращаешь людей. Ты плодишь паразитов.

–  Это верно, - подтвердил Сапожников.
– Это я понял.

–  Ты пойми - ты придумал себе абстрактного человека, а человеки все разные. То, что нужно одному, для другого отрава. Ты асоциальный тип, понимаешь? Кого ты защищаешь? Кого?

–  Себя… Свою натуру, - объяснил Аркадий Максимович.
– У него такая натура. Он защищает право быть самим собой.

–  И все?

–  Не так мало, - возразил Аркадий Максимович.

–  Нет, - сказал Сапожников.
– Еще кое-что защищаю.

–  Что именно?

–  Выдумки. Саму способность и необходимость выдумывать.

–  Ясно, мы ленивы и нелюбопытны, - поморщился Глеб.
– Это для школьников и старо.

–  Верно. Нелюбопытны, - сказал Сапожников.
– И если мы хотим, чтобы мир стал миром, мы должны совершить скачок в самом способе мыслить. Я не настаиваю, но мне так кажется.