Грамот на стенке много, из чего я делаю вывод, что получает следователь Небранский мало. На основной работе. Сколько он получает факультативно, грамоты не сообщают, зато об этом информирует перстенек с наверняка фальшивым камешком в четверть карата (чисто навскидку, мой личный ювелир взял сейчас отгул).

– На работу устроился? – строгий бас заботливого следователя обрывает мои наблюдения.

– Конечно, Анатолий Игоревич.

– Справка есть?

– Разумеется. И характеристики.

– Ну, давай посмотрим. Надеюсь, они положительны?

– По мере возможности.

Я достаю из заднего кармана брюк мятый конвертик и протягиваю следователю.

– Там все – справка, характеристики…

В конвертике, как вы понимаете, кроме президента Франклина в сложенном виде ничего боле не присутствует. Но я надеюсь на Франклина, он дядька головастый, разъяснит Анатолию Игоревичу насчет справок. Дураков на деньгах не рисуют.

Анатолий Игоревич приоткрывает ящик стола и, опустив туда конверт, начинает знакомиться с представленными документами.

– О!!! Прекрасно! Да ты у нас передовик производства! Надо же, никогда бы не подумал. А связался с наркоманами… Трудно представить. Смотри-ка: «Томин Николай Григорьевич, работая в должности мотальщика-крутильщика, ежедневно превышает норму выработки на тридцать процентов!!!». Не может быть! Это, часом, не липовая характеристика, дружок?

– Что вы, что вы, Анатолий Игоревич, самая настоящая. Посмотрите, там есть подписи председателя профкома и начальника цеха. А две круглые печати?

То, что «характеристика» настоящая, мне подтвердили в ближайшем обменном пункте валюты.

– Ну, хорошо, а что у нас по месту жительства? О, немного подмято. Соседи жалуются. И, самое-то главное, почему характеристика несвежая? Аж восемьдесят восьмой год. По закону надо хотя бы девяносто третьего.

Черт, Игорь Анатольевич не мог найти купюру поновее. Сунул какую-то рвань. Неужели в их бухгалтерии не было бумажки поприличнее? Придется теперь оправдываться.

– Извините, у нас тогда в жилконторе техник новый работал, народ плохо знал. А соседи пользуются непроверенной информацией, рожденной бездельниками и пенсионерами на скамейке в нашем дворе. А я хороший. На все сто!

– Да?

– Ну конечно. Зарядка по утрам, мытье посуды, место старушке в троллейбусе, цветы маме с получки. Книги, музеи, выставки. Окно в Европу!

– Чего-чего?

– Ну, окно в Европу кто прорубил?

– Окно?.. Собчак, что ли?

– Нет, Собчак – это Игры Доброй Воли. А окно?

– А, ну да. Этот, как его… Пушкин, о, о, Петр.

– Правильно, Анатолий Игоревич. Видите, мы с вами воспитанные, образованные люди!!!

Небранский ослабляет галстук и прокашливается, вытирая лысину платком.

– Хорошо, я верю, что ты неплохой парень и попался с этим коробочком чисто случайно. На будущее имей в виду, характеристики помятыми быть не должны. Мне-то, в принципе, и такие сгодятся, но постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и передача тебя на поруки общественности еще должно утвердиться в прокуратуре, а там не любят подмятых, несвежих бумаг.

Боже мой, неужели еще и в прокуратуру стоху тащить? Они меня совсем разорят, нечем будет ювелиру платить!

Заметив мое волнение, Анатолий Игоревич успокаивает меня:

– Не волнуйся, новых характеристик не потребуется. С прокуратурой я договорюсь сам. Вот здесь подпишись.

«Против направления материала в товарищеский суд не возражаю. Так же мне разъяснено, что я могу требовать возбуждения уголовного дела и расследования его в обычном порядке».

Вторая половина текста мне несколько непонятна, и я прошу Небранского пояснить.

– Ну, вдруг ты не считаешь себя виновным? Вдруг рассчитываешь, что суд тебя оправдает? Если ты на это рассчитываешь, можем возбудить дело.

– Нет, нет, я подписываюсь. Товарищеский суд меня вполне устраивает. Знаете, какой у нас строгий товарищеский судья? На всю жизнь запомню.

Я подписываюсь под указанным текстом, после чего осторожно уточняю:

– Все?

– Все. Можешь идти. Кстати, имей в виду, если влетишь во второй раз, то товарищеским судом уже не отделаешься. По закону это удовольствие предоставляется только один раз… Ну, в крайнем случае, два. При наличии очень хороших характеристик.

– Понимаю. Больше не влечу.