– Ну надо же, – крикнула Алина, занырнувшая внутрь помещения, – она, оказывается, хранила все сумки.

Я пошла к Волынкиной, увидела стену, а на ней специальные крепления, на которых висели торбочки разных размеров и цветов.

– Просто цирк! – удивлялась Алина. – И правда ничего не выбрасывала. Ой, вон та беленькая – совсем дешевая, две копейки стоит, а она и ее оставила!

– А куда ты деваешь ненужные сумки? – спросила я, оглядывая «выставку».

Алина хмыкнула:

– Выбрасываю, если совсем вид потеряла. Порой отдаю кому-нибудь, иногда теряю.

– Мода ходит кругами, – протянула я. – Сколько раз себя упрекала: ну зачем отнесла на помойку ридикюльчик! Пусть бы полежал в укромном месте, потом снова носить можно.

– Сумка вместе с туфлями хороша, – не согласилась Алина, – обувь же быстро выходит из моды. Относила босоножки лето, и адью! Через год что-нибудь да изменится: каблук, допустим, тоньше станет, а вместо тонких ремешков широкие сделают. Я, например, всегда замечаю, даже на улице: вроде женщина модно одета, а обувка у нее явно старая. И потом, как-то тоскливо через пять лет влезать в старые туфли, унизительно в обносках ходить.

– Теперь, как ты выражаешься, «обноски» именуются «винтаж» и стоят больших денег, – усмехнулась я. – А Розалия и туфли хранила.

– Точно жадюга! – засмеялась Алина.

Я молча рассматривала горы обуви. Лично меня удивляло не желание хозяйки оставить при себе все ношенные некогда тряпки, а ее патологическая аккуратность. Подобные гардеробные я до сих пор встречала лишь на картинках. Здесь царил абсолютно неживой порядок. Сумки на крючках; внизу, на специальных колодках, обувь, каждая туфелька тщательнейшим образом еще прикрыта пленкой. Не менее впечатляли и вешалки – на них на каждой висело по одному платью, не видно измятых или грязных кофт с юбками. Но совсем уж поразительно выглядел отсек для белья. Ровные стопки трусиков, лифчиков… даже колготки идеально сложены. Скажите, у вас в шкафах тоже так? Лично у меня полнейшее безобразие. Конечно, я стараюсь следить за своими вещами, но все равно – на полках скомканные ночнушки, да и блузки частенько так засовываю, забыв их повесить. Похоже, Розалия не человек, а робот. И еще, неужели в ее квартире не провели обыск? Арестовали по подозрению в убийстве и не переворошили апартаменты? Федосеев забыл о стандартной процедуре? Или некто навел тут порядок?

– У Розалии имелась домработница? – повернулась я к Алине.

– Да, – кивнула та, – Танька. Дура дурой. Неизвестно, почему ее держали, косорукая идиотка.

– А где ее можно найти? Алина почесала переносицу.

– На кухне, около хлебницы, листок бумаги лежит, Нелли туда всякие необходимые телефоны записывала, можно глянуть.

– У Татьяны имелись ключи?

– Конечно, она у Розалии три года работала. Кретинка полная, но честная, вот тут и придраться нельзя, – пояснила Алина. – Пойдет в магазин – сдачу до копеечки отдаст. Нелли первое время на Таньку страшно злилась. Велит она ей помидоры купить, девка в супермаркет сносится и… огурцы приволакивает. Попросит белье перестирать, та запихнет в машину вместе темное и белое. Сколько она Павлу рубашек изгадила! Нелли ее увольнять собралась, но Павел ей тогда сказал: «Мамочка, любая поломойка не особого ума, иначе она бы не сортиры мыла, а в университете преподавала. Зачем тебе в помощницы человек-философ? Просто обучи дурочку, она хоть честная».

Ну Нелли и послушалась сына. Надо признать, ей удалось обтесать Таньку, та в последнее время почти хорошей горничной стала, хотя привычка вытирать нос кулаком осталась. Ой, а это же свадебная сумочка Розалии! Вот ведь барахло…

Хихикая, Алина схватила небольшой бесформенный белый мешочек с атласными завязками.

– Дурацкая, да?

– Ты говорила, она брала свадебный наряд напрокат, – напомнила я.

— Платье точно, – закивала Волынкина, – а вот насчет остального, значит, ошиблась. Ха! Там что-то лежит. Или дно из картонки?

Тонкие пальцы Алины развязали белые ленточки и вытащили глянцевый прямоугольник.

– Ой, смотри! – оживилась молодая женщина. – На свадьбе фотограф был, делал снимки и желающим сразу раздавал…

Я приблизилась к Алине и глянула на карточку. На переднем плане невеста и какая-то полная тетка, а на заднем – несколько женщин сидят за круглым столиком. Заинтересовавшая меня женщина, с простым, слегка испуганным лицом, одета в «парадное», явно не часто вынимаемое из шкафа платье. Может, Алина права, утверждая, что отслужившую свое одежду следует выбрасывать? Незнакомая мне тетка явно носила парадное одеяние не один год, вернее, не носила, а надевала по «красным» числам, и при беглом взгляде на женщину тут же становилось понятно, что ей неудобно – платье жмет под мышками и излишне обтягивает полные бедра.

– Вот Лиза Ринкина, – поясняла Алина, – дальняя родственница Нелли, сейчас в Америке живет, а слева Танька-домработница.

– В красном бархатном платье?

– Нет, в зеленом, жутком, – улыбнулась Алина.

– А это кто? – указала я на интересующую меня тетку.

– Понятия не имею, – забормотала Алина. – Хотя вроде там посторонних не было, лишь свои… А! Наверное, это тамада или дрессировщица, я их уже не помню.

– Кто? – удивилась я.

Алина стала засовывать фотографию в сумочку.

– У Павла тогда особых денег не имелось, но ведь праздник нельзя пустить на самотек? Кто-то и посоветовал тамаду, сказали, недорого берет и хорошо работает. Только…

– Обманула? Взяла деньги и исчезла?

– Нет, честно отслужила, – скривилась Алина. – Но такую глупость устроила! Сначала невесту выкупали, потом рисом обсыпали, а хуже всего за столом получилось. Представляешь, она конкурсы идиотские устроила: кто быстрее передаст друг другу носовой платок без помощи рук или носом яйцо прокатит. А потом эта массовица-затейница подружку свою выводит, вроде концерт предлагает. Баба сначала частушки пела под аккордеон, очень глупые и малоприличные, а потом вынула из перевозки собачку. Жалкое зрелище! Шавка явно недокормленная – она за кусок колбасы так старалась… Хотя гостям в тот момент уже было без разницы, на кого глядеть: трезвых в зале не осталось.