– Мать твою…

– Ну, нет, – сказал я. – Ты неправильно меня понял. Это твою мать…

И, оборвав разговор, бросил трубку.

– Скотина! – громко произнес я, как будто кто-то мог меня услышать. Потом принял душ и отправился спать.

Паула Хольдтке – так звали девушку. Честно говоря, я не надеялся ее разыскать. Но как объяснить это ее отцу? Очень трудно порой заставить человека поверить в то, что он считает невозможным.

У Уоррена Хольдтке был массивный, квадратный подбородок и открытое лицо. Масса жестких седеющих волос морковного оттенка делала еще более крупной его голову. В Манси, штат Индиана, он был дилером автомобильной фирмы «Субару». Я живо представлял, как в рекламных роликах собственной компании он демонстрирует машины и, глядя прямо в камеру, сообщает телезрителям, что самую выгодную сделку они смогут заключить только в «Хольдтке Субару».

Паула была четвертой из шести детей Хольдтке. Она училась в Манси, колледже Боллстейт.

– Его посещал Дэвид Леттермен, конечно, задолго до Паулы, – сообщил мне Хольдтке. – Вероятно, вы об этом знаете.

После окончания колледжа по классу театрального искусства она сразу же отправилась в Нью-Йорк.

– В Манси невозможно сделать артистическую карьеру, – объяснил он. – Как, впрочем, и вообще в нашем штате. Для этого надо перебраться в Нью-Йорк или Калифорнию. Но, думаю, даже если бы и не мечтала стать актрисой, Паула все равно бы уехала. Она всегда стремилась к самостоятельности. Ее старшие сестры вышли замуж за парней из пригорода, но со временем их семьи перебрались в Манси. Ее старший брат занят автомобильным бизнесом, как и я. У нас еще есть мальчик и девочка.

Они пока учатся в школе, не знаю, какими они станут, когда вырастут; но я почти уверен, что они останутся рядом с нами. А вот у Паулы всегда была неодолимая жажда странствий. Я был просто счастлив, что она не уехала раньше, еще до окончания колледжа. В Нью-Йорке она брала уроки актерского мастерства, подрабатывала в ресторанах. Жила Паула в районе западных пятидесятых улиц. Я знаю, что она участвовала в презентации «Другой части города» в театре на Второй авеню и ей досталась роль в «Очень добрых друзьях» в Вест-Виллидже.

У Хольдтке сохранилось несколько экземпляров программок, и он показал мне имя дочери и ее крошечную биографию под шапкой «Те, кто занят в спектакле».

– Ей не платили, – продолжал рассказывать он. – Знаете, начинающим обычно не платят. Просто дают возможность выступить, чтобы они могли показать себя театральным агентам, постановщикам и тем, кто подыскивает актеров для какого-либо спектакля. Вы, конечно, слышали об актерских заработках: мол, такой-то сорвал пять миллионов долларов за фильм. Но большинство годами не получают совсем ничего или работают за чисто символическую плату.

– Да, я знаю.

– И мать, и я хотели побывать на ее спектакле. Не на читке, когда актеры просто стоят и читают тексты с листа, – это не казалось заманчивым. Конечно, если бы Паула позвала, мы бы приехали, но ей не хотелось видеть, нас даже на спектакле. Она сказала, что пьеса не очень удачная, да и вообще у нее маленькая роль. Просила нас подождать, пока ей перепадет что-нибудь поприличнее.

В последний раз они разговаривали в конце июня. В ее голосе он не заметил ничего необычного. Она упомянула, что лето, возможно, проведет за городом, но в подробности не вдавалась. Больше она не звонила. Через пару недель они сами попытались связаться с ней, но безуспешно – им всякий раз отвечал автоответчик.

– Она и прежде редко бывала дома. Паула говорила, что маленькая, темная комнатушка действует на нее угнетающе. Оставаться там долго казалось ей невыносимым. И, заглянув туда недавно, я ее понял. В комнату я не заходил, видел лишь дом и вестибюль, и этого оказалось достаточно. В Нью-Йорке платят огромные деньги за жилье в зданиях, которые в любом другом городе давно бы снесли.

Дочь трудно было застать дома, поэтому родители обычно ей не звонили. Паула же поступала так: она сама звонила им каждое второе или третье воскресенье месяца, заказывая разговор с Паулой Хольдтке. Родители отвечали телефонистке, что ее нет дома, и через пару минут по междугородной связывались с Нью-Йорком, понимая, что дочь хочет с ними поговорить.

– Никакого обмана тут не было, – объяснил Хольдтке, – потому что разговор стоил столько же, как если бы это она звонила нам. Только счет присылали нам, а не ей. Дочь же в результате, не торопясь, могла рассказать о своих новостях, так что компания даже выгадывала.

Но на этот раз молчание Паулы затянулось. Не реагировала она и на просьбы, записанные автоответчиком. В конце июля сам Хольдтке, его жена и младшая дочь, залив бензин в одну из «субару», отправились в путешествие по Северной и Южной Дакоте, где покатались на лошадях, затем посетили Дурные земли и гору Рашмор. Домой вернулись только в середине августа. Снова попытались созвониться с Паулой, но на этот раз вместо автоответчика прослушали запись телефонной станции, сообщившую, что номер временно отключен.