– Так можно и слюной истечь, – сказал Шатов, рассматривая свой столовый прибор.

– Ни в коем случае! – Дмитрий Петрович поднял указательный палец, словно требуя особого внимания к тому, что произносил. – Слюна – это телесное, внешнее. А вот предвкушение… Это…

– Это чувство, которое возникает перед тем, как человек получает возможность вкусить от свой пайки, – довольно желчно произнес Шатов.

– Ну почему же от пайки? От всего. Вспомните, как говорили наши предки! Например, месть, это блюдо, которое нужно употреблять холодным.

– Обязательно воспользуюсь вашим советом, – пообещал Шатов. – Пренепременно.

– У вас есть кому мстить? – немного наигранно удивился Дмитрий Петрович.

– Извините, – Шатов легонько постучал вилкой по краю тарелки, – вы имеете ввиду, хочу я кому-нибудь отомстить, или есть ли кто-то, кто хотел отомстить мне?

– И то, и другое.

Шатов откашлялся. Устраивать исповеди для Дмитрия Петровича ему совершенно не хотелось. Обойдется. Достаточно того, что седовласый предвкушатель и так занимает слишком много места в мыслях Шатова. С другой стороны, что в этом вопросе такого? Обычный псевдофилософский треп за столом в ожидании… в предвкушении завтрака.

– До недавнего времени, – сказал Шатов спокойно, – мне казалось, что мстить некому.

– Теперь вы меня простите, – улыбнулся Дмитрий Петрович, – вы имеете ввиду, что вы никому не собираетесь мстить, или не осталось никого, кто хотел бы отомстить вам?

– Ни осталось никого, кому бы хотел отомстить я, – внешне спокойно ответил Шатов.

– Ваши враги долго не живут? – изумленно поднял брови Дмитрий Петрович.

А вот это уже не ваше дело, подумал Шатов, совершенно не ваше дело, уважаемый старый хрен. Абсолютно.

– Признайтесь, – театральным шепотом спросил Дмитрий Петрович, наклоняясь к столу, – вы их убили?

– Да, – кивнул Шатов, – вывел в чистое поле, поставил лицом к стене и пустил пулю в лоб.

– Всех? – ужаснулся Дмитрий Петрович.

– Нет, каждого десятого, остальные частью покончили жизнь самоубийством, частью умерли от разрывов сердца. И сердца их рвались с грохотом ста двадцати миллиметровых артиллерийских снарядов… Было что послушать.

– Вы страшный человек, Евгений Сергеевич.

– Я стараюсь, – скромно потупился Шатов.

– И вы, похоже, и семьи своих врагов вырезали, раз не боитесь мести.

– Семьи? – переспросил Шатов.

– Ну да – семьи, друзей, вассалов и сюзеренов. Учеников, в конце концов, – Дмитрий Петрович скрестил руки на груди, и взгляд его стал совершенно серьезным. – Ведь совершенно одиноких людей не бывает… Вот у вас, к слову сказать, есть жена. Наверняка есть друзья. Они не захотели бы отомстить за вас? Хотя бы для того, чтобы никто больше не посмел думать, что их друзей и родственников можно обижать безнаказанно. Нет?

Разговор с какого-то момента вдруг перестал быть шутливым пустым трепом. Шатов почувствовал, как заныли, напрягшись, мышцы спины. И шрам…

Руку от лица лучше убрать. Поглаживание шрама может стать плохой привычкой, привлекающей излишнее внимание к этому украшению. Это, во-первых. А во-вторых, слишком явно демонстрирует, что Шатов начинает волноваться.

Что это мы перешли на такую странную тему? Месть.

Чтобы занять руки хоть чем-то, Шатов взял хрустальный стакан и посмотрел его на свет.

– Иногда мне кажется, – задумчиво произнес Дмитрий Петрович, – что наши предки были во многом правы.

– Естественно, – Шатов попытался улыбнуться, но это получилось не слишком искренне, – благодаря их правоте мы смогли родиться…

– Напрасно иронизируете, милейший. Да, именно благодаря их правоте мы смогли появиться на свет. Они никому не позволяли обижать себя, своих родственников и друзей. Им было наплевать, что месть может затянуться или закончиться всеобщей гибелью. Выживает та семья, которая способна защитить себя.

– Или та, которая не отрывается на слишком сильного врага.

– Чушь, – решительно стукнул ладонью по столу Дмитрий Петрович, – враг не может быть слишком сильным. Если это враг, то его сила – это только еще одно обстоятельство, которое следует принимать во внимание перед тем, как всадить ему нож в глотку. Он не сильный или слабый, он – враг! Посему должен быть…

– Убит?

– Убит, – подтвердил Дмитрий Петрович. – Или использован, а потом убит.

– А использован для чего? – поинтересовался Шатов.