Шрифт:
– Почему же, можно и так, – рассеянно согласился Дугал и окликнул хлопотавшую над котелком девицу:
– Эй, женщина, вот мы почти у окраин Марселя. Что ты намерена делать дальше?
– Высказать вам всем мою глубочайшую благодарность и распрощаться, – незамедлительно откликнулась рыжая. От ее простых слов Гаю вдруг сделалось тоскливо. Впрочем, чего он еще ожидал услышать? Путешествие Изабель и ее подопечных завершилось. В большом приморском городе у нее наверняка сыщутся знакомые и торговые компаньоны, которые позаботятся о судьбе мистрисс Уэстмор. Франческо, надо полагать, тоже останется в Марселе. Он теперь отвечает не только за себя, но и за свою приятельницу, а у той минувшей ночью, как говорят простецы, ум за разум заехал. Пока миледи Бланка не оправится, ни о каких странствиях и речи быть не может. Когда же девица придет в себя, мессир Бернардоне, как честный человек, отведет ее в ближайшую церковь. В общем, они с Мак-Лаудом вновь остаются в одиночестве – предоставленные сами себе путники на дорогах Европы.
– А я почему-то решил, что ты и дальше поедешь с нами. Уж так я привык к тебе за месяц с лишним, жаль отпускать, – благодушно изрек Дугал. Показалось Гаю или нет, но мистрисс Уэстмор внутренне подобралась и несколько мгновений размышляла, прежде чем небрежно откликнулась:
– Мало ли к чему ты привык. Нет, в Марселе безопасно, там у меня есть друзья. Думаю, и Франческо со своей… с Реми составят мне компанию до конца зимы. Верно, Феличите?
Итальянец размышлял о чем-то своем и на вопрос покровительницы ответил небрежным кивком.
– Ну, тебе виднее, – согласился шотландец и заговорил о другом: – Гай, как тебе кажется – кроме нас, мог еще кто-нибудь уцелеть? Транкавель, скажем? Или шевалье Джейль?
Англичанин поразмыслил. Ни на их первой стоянке, ни здесь никто так и не объявился, а солнце уже добралось до полудня. Спору нет, Джейлю нет никакого резона соваться на глаза бывшим пленникам, но никто не возился в камышах, ловя отошедшую подальше лошадь, никто не призывал на помощь.
– Нет, – убежденно заявил мессир Гисборн. – Похоже, мы тут одни. Не считая десятка тысяч птиц и прочей живности, разумеется. Вот только хотелось бы знать, кому посчастливилось совершить это доброе дело, избавить мир от ходячей скверны в лице мессира Рамона? Признаюсь честно – к сожалению, не мне. Дугал, может, ты его положил, а теперь скромничаешь? Или мистрисс Изабель зарезала под кустом?
Девица Уэстмор в ответ на подобное предположение смешливо фыркнула. Франческо отчего-то встрепенулся было, но смолчал.
– Кто скромничает? Я?! Ну уж нет, таким трофеем я б непременно похвалился, – невесело усмехнулся Мак-Лауд. – Но Рамона я даже не видал. Вот старшего над его отрядом я прикончил, это да, это было. Такого лохматого лесовика. Он еще орал, якобы его зовут Ротауд. Кстати, жуткая псина, что крутилась при рамоновом отряде, куда подевалась? Тоже кто-нибудь зарубил?
– Да сбежала в суматохе, наверное, – ровным и спокойным голосом проговорил сэр Гай. – В самом деле, страховидная была животина. Даже на собаку толком не похожа, скорее, на какую-то адскую тварь. На Кладбищенского Пса, к примеру.
– Это который является за душами отъявленных грешников? – уточнила Изабель. – Слыхала про такого, как же, как же… Жуткий зверь, если верить легендам, и сталь его не берет. А истребить такого можно одним способом: исполнясь искренней веры, приложить от души каким-нибудь священным предметом.
– Ротауд, говоришь? – переспросил Лоррейн, чьи усилия не прошли даром: Бланка чуть оживилась, из ее взгляда исчезло выражение затравленного животного. – Любопытно…
– Что, приятель твой? – хохотнул кельт. – Тогда извини. Ну, я ж не знал.
– Нет, не приятель. Но имя знакомо, – бродяга в задумчивости пощелкал пальцами. – Тот Ротауд, коего я имел сомнительное удовольствие знать, куролесил в Камарге с полсотни лет назад. Сколотил шайку из таких же сорвиголов, грабил проезжающих и проходящих, и никак его не могли изловить. Шептались, якобы он и его люди присягнули на верность де Гонтару – чтобы тот хранил в тайне их логово и посылал им удачу.
– И что с ними произошло? – против воли заинтересовался Франческо, коему неизвестная доселе история с успехом заменяла хлеб насущный. – Их поймали?
– Однажды Ротауд и его присные заманили в болота большой караван паломников, шедший в Марсель и оттуда – в Палестину, – говоря, Лоррейн чуть прижмурился, точно вглядываясь в прошедшие времена. – В караване ехали младшие отпрыски семьи Фуа, две девушки-подростка и их брат. Ротауд перебил паломников, забрал детей и женщин, и скрылся в болотах. Он удерживал пленников несколько недель, торгуясь с Фуа о величине выкупа. Наконец, они договорились. Вассалы семьи привезли золото в условленное место, люди Ротауда его забрали, назвав место, где содержатся похищенные дети. Рыцари бросились туда, но опоздали – все заложники были мертвы. Жена де Фуа от такого известия сошла с ума, а ее супруг поклялся отомстить банде Ротауда…
– И как, ему удалось? – влез Дугал.
– Старый Фуа дождался зимы, когда болота подернулись ледком, поднял всю округу и принялся прочесывать Камарг. Загонщики шли смыкающимся кольцом, с целой сворой собак, не оставляя ни одного укромного местечка. Ротауд несколько раз пытался вырваться из окружения, но не преуспел. Его с остатками шайки загнали на небольшой островок и взяли в осаду. Не было ни переговоров, ни предложений сдаться – убийц продержали там до весны. Они ели падаль и землю, а под конец начали убивать друг друга и грызть своих мертвецов.