— Эгерт, — сказала Танталь тихо и укоризненно.

— Болит шея?

— Нет. — Танталь поспешно опустила руки.

— Мы так и будем стоять посреди улицы? — Эгерт Солль усмехнулся. — Господин Рекотарс, может быть, вы согласитесь простить нанесённое вам оскорбление и посетить нас в нашем доме?

— Недоразумение давно заглажено, — кивнул Рекотарс.

И, кивнув, на секунду потерял равновесие.

Алана спала под присмотром няньки. Старушка дремала в кресле, время от времени вздыхая так, что колебался огонёк свечи; господин Ретанаар Рекотарс стоял посреди гостиной, внимательно разглядывая песочные часы. Танталь давно заметила, что к этим часам у господина Ретанаара была несколько болезненная тяга. Будто бы они завораживали его круговоротом песчинок.

Господин Рекотарс был весь в бинтах. Подраненное «кошкой» плечо, бок, по которому скользнул чей-то кинжал, многочисленные раны и царапины; куртка, заштопанная умелой горничной, нуждалась в стирке. Визитёр, ранее блестящий, теперь еле держался на ногах, и, как ни странно, в таком виде он нравился Танталь куда больше.

Драка на палубе приходила в несоответствие с его позёрством и лицедейством. Собственно, даже глупостью выходка Рекотарса не была — задержав отплытие лодки, он сделал то единственное, что могло спасти Алану. Потому что перехватить судёнышко, идущее по ночной реке, конечно же, можно, но только контрабандисты любят в таких случаях топить запретный груз… В том числе живой…

Танталь передёрнуло.

Там, на проклятой палубе, красавец Ретано не позёрствовал и не врал. Он совершенно сознательно рисковал жизнью за жизнь и свободу чужой ему в общем-то девушки; в том, что Ретано любит Алану, у Танталь по-прежнему возникали сильные сомнения.

Она хотела сказать ему, что он благородный человек. Но вовремя придержала язык: для него это прозвучит оскорблением. Он ощущает своё благородство чем-то вроде кожи, естественным и неотделимым от тела. «Вы благородный». — «А вы сомневались?!»

Но Эгерт, Эгерт-то каков!.. Танталь сумрачно улыбнулась, вспомнив разворачивающееся над палубой весло. Вздрогнула и похолодела, вспомнив трёхгранный кинжал, вонзившийся в тонкое дерево…

— Эгерт, у тебя есть одна особенность. Ты всегда приходишь… в самый нужный момент. Когда без тебя… ну никак.

Солль невесело рассмеялся. Ретанаар временно оторвался от созерцания часов и подозрительно покосился на стоящих рядом Танталь и Солля — интересно, что он подумал?

Танталь вздохнула:

— Эгерт… Это судьба.

Глаза его снова сделались больными и напряжёнными — на мгновение.

— Ты так считаешь?

Теперь уже Рекотарс вздрогнул от их взгляда. Сдвоенного взгляда с одинаковым вопросом-испытанием.

— Эта девочка, — медленно начал Эгерт, — жила спокойно и счастливо… пока ей не исполнилось пять лет. В это время произошли события, о которых долго рассказывать… в которые вы, вероятно, будете посвящены со временем. Случилось так, что в семье произошёл разлад. А потом наш с Торией старший сын, — он особо выделил сочетание «наш с Торией», — наш сын Луар отделился от семьи, сделавшись великим магом, прорицателем… и выйдя на поединок с некоей внешней Силой, которую он только, унаследовавший мощь магов древности, и мог остановить. Случилось так, что Луар навсегда ушёл от нас…

Эгерт запнулся. Танталь смотрела в сторону с таким видом, будто рассказ никак её не касался.

— Мать Аланы тяжело перенесла… то, что случилось, — продолжал Эгерт медленно. — Я… да, я не поддержал её в трудную минуту. На глазах девочки, внезапно потерявшей и отца и брата, её мать оказалась на грани сумасшествия… Бедная Тор. Жизнь могла быть… справедливее к ней. Хоть чуть-чуть… Алане было пять лет. Вы понимаете, господин Рекотарс, что такие испытания не проходят даром. Всё, что творится с Аланой сегодня…

— Понимаю, — сказал Рекотарс поспешно. И кашлянул, будто у него запершило в горле, будто исповедь Солля была ему в тягость.

— Несмотря ни на что, я был бы рад… породниться с семейством Соллей и сделать жизнь Аланы… достойной и… счастливой.

Танталь не могла определить, насколько искренне сказаны эти слова. Ритуальная, приличествующая случаю речь не предусматривает искренности, одну только торжественность…

За окнами набирало силу пасмурное сырое утро.

Он же не мальчишка, думала Танталь, разглядывая красивое породистое лицо. За ним наверняка бегают женщины… разные, в том числе изысканные… в том числе богатые… Неужели он действительно воспылал к девчонке Алане, воспылал настолько, что готов мириться с её совершенно невозможным поведением?!

Не верю, насмешливо сказал скрипучий голос здравого смысла.

Зачем ему Алана? Может быть, он действительно мечтает породниться с Соллями — для худородного юноши это было бы весьма почётно…

Рекотарс — кто угодно, но только не худородный юноша.

Танталь вдруг помрачнела:

— Кстати… бестактный вопрос. Вас не смущает, что после всего… после приключений с комедиантами и в особенности после этой последней выходки… Алана формально может считаться… обесчещенной?

Солль вздрогнул; она поймала его укоризненный взгляд. Извини, Эгерт. Это слишком важно, чтобы стыдливо молчать.