Шрифт:
«Кто же из них Нинель?» — продолжала гадать Агния.
Музыка из победной перешла в тревожную и вдруг оборвалась. По описаниям Агния знала, что так происходит в цирке, когда наступает самый ответственный и опасный момент номера. И точно: еще выше спортсменов неизвестно откуда появилась маленькая девочка. В короткой юбочке, воздушной кофточке, гольфиках, с большим огненным бантом, трогательно беззащитная, она стояла на перекладине и, ни за что не держась, дарила зрителям лучезарную улыбку. Ей было лет десять—двенадцать, не больше, может, даже восемь, а то и шесть — все-таки она была далеко. Но даже со своего места Агния видела, что от ребенка этого исходит чистая, ничем не замутненная ангельская красота. Лучи сошлись и освещали только малышку да перекладину, на которой она стояла, и еще скрипку, которую она зачем-то держала в руках.
«Боже мой, неужели они заставляют ребенка работать без всякой страховки?!» — с ужасом подумала Агния. Себя, например, она бы ни за что не позволила поднять на такую высоту, даже если бы ее закрепили со всех сторон тросами. У нее начинала кружиться голова, как только она выходила на балкон третьего этажа. А уж на десятом она и вовсе не пыталась выходить.
Перекладина с юной артисткой медленно поплыла по небу над головами зрителей, описывая круг за кругом, девочка повела смычком, и оттуда, с небесной высоты, полилась божественная мелодия.
«Гайдн, — определила Агния, только не помню что. А может быть, Моцарт? — подумала она минуту спустя. — Дети цирковых артистов часто выступают с детства. Но не в таком же опасном аттракционе! Причем девочка необыкновенно талантлива. Малышке безусловно нужна школа при консерватории, а не арена цирка!»
Эту мысль Агния тоже записала, ей захотелось поговорить в статье с родителями про то, как некоторые люди губят в детях музыкальное дарование. Если бы редактор согласился на негативный материал, то вот он: в одном флаконе — и экзотика, и судьба ребенка.
В это время мелодия стихла. К девочке, которая продолжала стоять на перекладине, спустили едва заметный канат. Она прикрепила к нему свой музыкальный инструмент, и взамен ей был доставлен пистолет. Снова заиграл победный марш, вверх полетели разноцветные шары, и девочка стала стрелять по ним, влет, почти не целясь. После каждого выстрела тот шар, в который она попадала, мгновенно взрывался, и из него сыпались на зрителей сверкающие в лучах разноцветных фонарей конфетти и крохотные букетики цветов. Зрители принялись ловить их, марш еще продолжал играть, но спортсменов быстро спустили на пол арены, а девочка растаяла в сумраке купола так же незаметно, как и появилась.
— Антракт! — объявили зрителям.
«Это действительно настоящая мировая премьера», — подумала Агния. Но она так и не поняла, которая из выступавших спортсменок — Нинель, и кто среди них — Самофракийская. И опять же, почему на афише отмечают только ее. Хотя, может быть, она постановщица этого номера?
— Да, я была знакома с Антоном. Только не понимаю, почему это вас вдруг заинтересовало?
Перед Агнией стояла та самая девочка с бантом, которая только что, летя под самым куполом цирка, исполняла божественную мелодию на скрипке. И говорила она голосом взрослой, хотя и молодой женщины.
Агния была потрясена, когда во время антракта администратор поманил ее в служебный коридор, а потом подвел к ней малышку и торжественно проговорил:
— Звезда российского цирка, заслуженная артистка Ника Самофракийская.
Перед этим, едва публика начала подниматься, он сам нашел ее и спросил:
— Ну как? Есть материал для рецензии?
Давать обязывающие авансы Агния не любила. И лишь попросила:
— Если можно, познакомьте меня с Никой Самофракийской.
Вот он и исполнил.
Теперь, когда девочка стояла рядом, Агния разглядела, что лет ей все-таки не шесть и не восемь. А когда артистка заговорила, стало понятно, что и не двенадцать.
— Я из газеты, — сказала Агния на всякий случай. — Хотела бы написать о вашем номере.
Чувствовала она себя отвратительно, потому что ожидала увидеть если не пожилую цирковую мадам, то по крайней мере одну из выступавших див. И именно с ней поговорить о судьбе одаренного ребенка. А теперь…
— Вы давно выступаете? — спросила она, и ей самой стало неловко от этого непрофессионального вопроса.
— Я работаю в цирке девять лет, — просто ответила артистка.
«Что бы у нее такое спросить? — подумала Агния с тоской. Не про то же, как она «дошла до жизни такой». И тогда она, как за соломинку, схватилась за имя, связанное с Шолоховым.
— Такая артистка, Нинель Кривозубова, она тоже работает с вами?
На лице Ники Самофракийской так ярко обозначилось недоумение, что Агния окончательно растерялась.
— Так это я и есть, — сказала артистка, посмотрев на нее, как на полную дуру.