Потом на него периодически заводились уголовные дела, но ни одно из них не было передано в суд за недостаточностью улик или же за недоказанностью вины. Видимо, Соколов стал более осторожным и осмотрительным.

Причем дальше все дела пошли как на подбор однотипные. Говоря простым языком — рэкет и вымогательство. Но никто из свидетелей не давал решительных показаний, чтобы Соколова можно было осудить. Каждый раз дело закрывалось или же приостанавливалось. Все время не хватало улик, нужных показаний и т. д. и т. п.

Я перелистала папку и еще раз посмотрела на снимки Соколова — на тот, который был в деле, и на тот, что сделала. Нет никаких сомнений, что это одно и то же лицо. Те же гипертрофированные надбровные дуги, тот же узкий лоб, те же жестокие серые глаза.

Я отложила папку в сторону. Гарик, увидев, что я закончила, тоже отложил в сторонку бумаги, которыми занимался, пока я изучала дело, и посмотрел на меня.

— Ты по-прежнему считаешь, что он киллер? — спросил он.

— Есть, конечно, определенные сомнения, но мне все же почему-то кажется, что это именно он.

— Не знаю, — пожал плечами Папазян.

— Поверь мне, Гарик, у меня есть основания так считать. Помимо вот этих данных, — я похлопала по папке, — у меня есть еще кое-что, о чем я пока не могу тебе рассказать. Но мои сведения дают мне полное основание полагать, что Соколов каким-то образом причастен к убийству Приходько.

— Не хочешь рассказывать, не рассказывай, — с легкой обидой в голосе произнес Гарик. — Только мне кажется, что на откровенную мокруху он не пойдет. Не тот вариант.

— Тебе кажется, что если человек всю свою сознательную жизнь занимался вымогательством, грабежами и драками, то он не способен ни на что большее. А мне кажется, ты заблуждаешься.

— Ну, ты ведь не хочешь рассказать, что у тебя там еще есть на этого Соколова, — обиженно пожал плечами Папазян. — А как я могу судить о том, чего не знаю?

— Гарик, извини, но я правда не могу рассказать. Ты же знаешь, это не моя тайна, а моего клиента. Если я начну налево и направо рассказывать все о том деле, по которому сейчас работаю, какое мнение потом сложится обо мне как о частном детективе…

— Ладно, можешь не стараться, — перебил меня Гарик. — Не рассказывай, раз не можешь. Только потом обязательно все расскажешь. Ты обещала, — напомнил мне Папазян.

— Конечно, я слово держу, — заверила я его.

Я положила папку с уголовным делом перед Гариком на стол и произнесла:

— Спасибо, Гарик, большое за помощь. Мне пора, извини.

— Ты будешь разрабатывать этого Соколова? — спросил Папазян.

— Да.

— Будь осторожна. Если понадобится помощь, не стесняйся, обращайся ко мне.

— Уж будь уверен, — улыбнулась я.

— Позвоним, как появится что-то новое. Я тоже постараюсь держать тебя в курсе дела.

Я распрощалась с Гариком и вышла из здания управления внутренних дел. Сев в машину, отправилась к дому Бакаева. Что-то говорило мне, что я не должна оставлять слежку.

Когда я приехала к его дому, увидела возле самых ворот машину — черный джип. Это был не джип Бакаева, кто-то приехал к нему в гости. Тем лучше, подумала я. Значит, Колян будет разговорчивым, и мне не придется слушать его завывания, которые он, очевидно, считает крутым вокалом.

Я припарковалась недалеко от дома, спрятав машину в зарослях какого-то кустарника. Настроила аппаратуру и принялась слушать. Так и есть — у Бакаева гость. Я сразу услышала в наушниках два мужских голоса — один из них принадлежал хозяину дома, а второй был мне незнаком. Но это был не Соколов.

Мужчины говорили о каком-то деле, которое провернули не так давно. Бакаев сказал:

— Всего две недели прошло…

— Да, — ответил незнакомец. — Зато все быстро провернули. И удачно, — добавил он.

— А вчера, кстати, я виделся с Витьком, — сказал Колян, и я напрягла слух, прибавив звук.

— Чего говорит? — заинтересованно спросил собеседник.

— Да говорит, что все путем будет. Я хотел его убедить, что ему пока лучше залечь на дно, но он сказал, что у него тут еще пара дел с другими клиентами и он не может их оставить.

— Витек — опытный мужик, и я думаю, все будет путем, — лениво проговорил невидимый.

— Да, путем… — как-то обреченно произнес Бакаев. — А чего менты-то зашевелились? Не нравится мне это… — после некоторой паузы добавил он.