В любом случае, с радостью исправляю это, сознательное или нет, упущение исследователя. Единственное, в чем не могу с ним согласиться — так это в предположении, будто Малък мог быть "хазарским беком", наместником в городе Любече.

Я весьма скромного мнения о пресловутом "государственном гении" святой Ольги — и уже высказывал всё, что я думаю по этому поводу, в книгах "Святослав" и "Кавказский рубеж", но всё же, мне трудно допустить, чтоб даже при ней, спустя полстолетия после Олега Вещего, в русских городах вновь появились хазарские наместники!

А вот с утверждением Карпова — "славянское имя сына Малька Добрыни в этом случае не должно смущать" я как раз охотно и целиком соглашусь.

Ещё в "Киевском письме", документе из деловой переписки, которую еврейская община Киева не то в X, не то в IX веке вела с единоверцами из далёкого Каира, появляются имена вроде Иегуды Северяты и Гостяты Кабиарта бен Коген (сочетание, кстати, фантасмагорическое — имя славянское, прозвище тюркское, а фамилия обозначает принадлежность к касте потомков жрецов-когеним Иерусалимского храма, которая не смешивалась не то что с гоями-инородцами, но даже и с другими евреями).

Так что, как видим, Владимиры Гусинские, Вадимы Рабиновичи и Борисы Березовские, появились отнюдь не вчера.

Так что, Владимир Святославич — не просто сын рабыни. Он сын хазарки, судя по иудейскому имени — из господствующего клана так называемых "белых хазар", до похода Святослава Игоревича жиревших на торговых пошлинах и продаже двуногого товара (преимущественно славянского), на налогах и поставленном на государственную основу фальшивомонетничестве, благоденствовавших в тени и роскоши "элитных кондоминиумов" в крепостях из белого камня.

Их номинальные "соплеменники", так называемые "чёрные хазары", не допускались в эти, охраняемые иноземными наёмниками с Кавказа и Средней Азии, островки безопасности и сытости даже в качестве стражи.

Об их уровне жизни можно судить по тому, что, как сообщают арабские путешественники, на рынках Хазарии можно было встретить матерей, торгующих собственными детьми [17] .

Ничего не напоминает, читатель?

Ольга, фавориткой (по-древнерусски "милостницей") которой была ушлая рабыня, видимо, неплохо представляла возможную реакцию своего молодого сына на появление у него отпрыска от матери из этого племени, и от греха отправила Малку с ребёнком подальше от княжьих глаз, в своё сельцо Будутино.

Так что, на момент распределения престолов в своих владениях Святослав, собственно, и не помнил, что у него есть такой сын.

Да и не вспомнил бы, если бы разгневанные новгородцы, не вытребовавшие себе князя и не сумевшие произвести на Святослава впечатления угрозами вновь, как при Рюрике, призвать себе государя со стороны (желающего самовольно усесться в землях победителя исполинской Хазарии и достойного противника Восточной Римской империи им пришлось бы долго искать), не столкнулись с его дядькой Добрыней.

Кстати, вопреки многим исследователям, этот Добрыня ровно ничего, кроме имени, общего с былинным богатырём, победителем лютой Змеихи, не имел. Как и его племянник не имел ничего, кроме имени, общего с Владимиром Всеславичем Красно Солнышко из былинного Киева на Дунае [18] .

Именно Добрыня и посоветовал новгородцам просить себе Владимира. Святослав с полным равнодушием согласился.

В следующий раз мы встречаемся с Владимиром в 975-979 годах, во время его войны со своим старшим братом и государем, Ярополком Святославичем.

Напомню читателю официальную, летописную версию этой войны.

Некий Лют, сын Свенельда, воеводы Ярополка, до того служившего Святославу, Ольге и Игорю, охотился в Древлянской земле. Там он повстречался с младшим братом Ярополка Олегом, который, спросив его, кто он такой, убил его.

Тут, кстати, вовсе не обязательно предполагать за Свенельдом некую вину, за которую Олег мог убить его сына — в былинах богатыри тоже стараются выспросить имя у уже повергнутого противника, готовясь его убить.