Вымылся, не жалея воды и пара, Ильмаринен в бане и до того переменился, что, когда вошел в горницу, едва его и узнали: шея, как яйцо, белая, сияют льняные кудри, глаза, точно снег, искрятся, а на щеках молодой румянец. Нарядился кузнец во все самое лучшее — надел тонкую полотняную рубашку, вязаные чулки из мягкой шерсти, штаны, что сшила ему матушка, новые сафьяновые сапоги, голубую куртку и суконный кафтан с четвертной подкладкой, перевязался шитым золотом поясом, что вышила матушка, будучи девицею, поверх накинул новую шубу с сотней разукрашенных петель и покрыл кудри меховой шапкой, что когда-то, готовясь еще к сватовству, купил его отец, — а как стал готов Ильмаринен, то велел рабу закладывать узорчатые сани.

— Шесть коней стоит в конюшне, — сказал раб, — какого же запрячь?

— Ставь буланого в оглобли, — ответил ему Ильмаринен, — да повесь на дугу семь птичек-колокольчиков, чтобы веселее было ехать, а в ноги брось медвежью шкуру и тюленью полость, чтобы было чем укрыться.

Так и исполнил раб. А кузнец тем временем взмолился к гремящему Укко, и послал тот с неба обильный снег, дабы споро скользили быстрые сани. Как только укрыли белые хлопья мхи и травы, сел Ильмаринен на медвежью шкуру, укрылся тюленью полостью, захватил одной рукою вожжи, в другую взял кнутовище и, хлестнув буланого коня, помчался меж прибрежных холмов и рощ в северные страны.

Три дня гнал жеребца вдоль морского берега славный кователь — летел из-под полозьев песок, крапили ему грудь брызги прибоя — и наконец догнал Вяйнемёйнена.

— Эй, Увантолайнен! — крикнул с саней Ильмаринен. — Давай-ка сговоримся, что, когда будем мы сватать эту спорную девицу, то не станем принуждать ее насильно, не станем брать в жены поперек ее воли!

— Нельзя девицу брать силой, — охотно согласился мудрый старец, — нельзя против воли выдавать замуж. Давай вот как решим: пусть будет она женою тому, за кого сама выйти согласна, а другой пусть не гневится и зла на соперника не держит.

Так сговорились и отправились дальше — за одним делом, но каждый своим путем: шумели волны под летящей ладьей Вяйнемёйнена, гудела земля под копытами коня Ильмаринена.

А в это время в суровой Сариоле зарычал за двором хозяйки Похьолы косматый вислоухий пес, грозный сторож, евший лишь убоину и пивший лишь свежую кровь. Знал мрачный хозяин Похьолы, что не станет его страшный пес рычать без причины, не будет ворчать на сосны, и пошел взглянуть за край последнего поля, где мел злой сторож хвостом землю, на кого он лает так злобно. Посмотрел хозяин Похьолы на вислоухую морду и увидел: то повернется она к бурливому морю, то к холмам, ольхой поросшим, — тут понял он, отчего рычал косматый: на заливе разглядел он красную лодку с синим парусом, а под холмами у рощи — нарядно убранные сани.

Вернулся мрачный хозяин Похьолы в дом и рассказал все, что видел.

— Как разведать, с чем к нам прибыли чужие? — взволновалась старуха Лоухи. — Положи-ка, дочка, на огонь рябину, красу деревьев: если потечет из нее кровь — значит, идут на нас войною, если брызнет водица — значит, останемся на сей раз с миром.

Положила красавица Похьолы на огонь рябиновую ветку, но не потекли из нее ни кровь, ни водица, а вместо них выступил на ветке густой сладкий мед. Увидела это древняя старуха Суовакко и сказала тихонько:

— Если каплет из дерева, как из сот, сладкий мед, — значит, женихи едут.

Выбежала хозяйка Похьолы за крайнее поле — посмотрела в морскую даль и увидела славную лодку под парусом и сильного мужа у руля, взглянула на рощу под дальним холмом и увидела пестро убранные сани с семью колокольцами на дуге и гордого мужа, державшего вожжи. Решила старуха Лоухи наставить дочь-девицу советом. Вернувшись в горницу, сказала она красавице Похьолы:

— Хочешь ли ты выйти замуж и стать любимой лебедушкой мужу? Выбирай меж двумя женихами: тот, кто правит красной лодкой, — это мудрый Вяйнемёйнен, ни в чем он нужды не знает и живет при великом богатстве и славе; тот, кто едет в пестрых санях, — это кузнец Ильмаринен, богат он углем да сажей и везет с собой одни обещания. Вот тебе совет, дочка: возьми кружку меда и, как войдут гости, поднеси ее тому, за кого идти согласна, — угости Вяйнемёйнена, знатного жениха!

— Не выберу я, матушка, богатого да старого, — ответила красавица Похьолы, — не хочу я, чтобы продавали меня за сокровища. Нужен мне муж такой, чтобы красив был и лицом, и телом. Пойду я за молодого Ильмаринена, что выковал нам Сампо и раскрутил его пеструю крышку, — ведь ему ты меня обещала!

Огорчилась Лоухи:

— Глупая ты — ум у тебя овечий! Пойдя за Ильмаринена, каждый день будешь стирать его рубашки, обмывать его потное тело и вычесывать из волос сажу!

Но по-прежнему упрямилась дочка:

— Не хочу быть опорой хилому — изведусь я, засохну от скуки со старцем…

…Первым прибыл Вяйнемёйнен к цели. Поставив свои красный челн у пристани на медные катки, вошел он в дом хозяйки Похьолы и завел с порога такие речи:

— Хочешь ли, краса-девица, стать моей супругой, разделить со мною дни и быть мне любимой лебедушкой?

— А построил ли ты лодку из обломков веретенца? — тотчас спросила красавица Похьолы.

— Сделал я другую лодку, — ответил Вяйнемёйнен, — всех она на свете лучше: нипочем ей ветер и непогода, — как пузырь, скачет она по гребням, как кувшинка, качается на волнах. Век можно в ней плавать по широким морям!