Луис полез в задний карман за платком и достал его. Держа фонарик в руке, он снова направил его на могилу, едва не потеряв равновесия. Если бы сейчас могильная плита упала бы, она бы раздробила Луису шею. Осторожно чистым носовым платком Луис стер грязь с лица Гаджа – черную жидкую грязь. Именно из-за нее Луису в первое мгновение показалось, что у Гаджа нет головы.

Грязь была жидкой и больше напоминала пену. Луис ожидал, что может увидеть тут нечто подобное, но действительность превзошла все его ожидания. Ведь шли дожди, а могильные плиты, да и гроб, не были герметичными. Посветив с разных сторон, Луис заметил, что гроб лежит в глубокой луже. Его сын лежал в луже грязи! Владелец похоронного бюро не открывал гроб после того печального инцидента.., владельцы похоронного бюро всегда поступают так. На вид его сын напоминал плохо сделанную куклу. Голова Гаджа странно вытянулась – череп малыша был раздавлен. Глаза малыша глубоко запали в глазницы. Что-то белое торчало у него изо рта – словно язык альбиноса. Сперва Луис решил, что владелец похоронного бюро переборщил жидкости для бальзамирования. Какое-то густое вещество. Глядя на ребенка, невозможно было сказать, сколько ему нужно влить жидкости…

А потом Луис понял – это вата. Потянувшись, он вытащил кусочек ваты изо рта мертвого малыша. Губы Гаджа казались темными. Когда кусочек ваты выскользнул изо рта, губы мертвеца захлопнулись с громким чмоканьем. Луис бросил кусок ваты в могилу, и тот поплыл по черной луже, сверкая в свете фонарика отвратительной белизной. Теперь одна из щек Гаджа стала напоминать ввалившуюся щеку старика.

– Гадж, – прошептал он, – пора выбираться отсюда. Лады?

Про себя Луис молился, чтобы никто не появился и не помешал ему. Смотритель кладбища делает свой обход в 12.30, кажется, так. Но Луиса никто не остановит. Если бы луч фонарика смотрителя кладбища коснулся бы Луиса, когда тот, стоя в могиле, выполнял свою неблагодарную работу, Луис бы ни минуты не думая, нырнул бы в сторону и, взмахнув лопатой, обрушил бы ее на череп случайному свидетелю. В могиле Гаджа появился бы новый жилец.

Луис подхватил Гаджа под руки. Тело малыша стало расползаться в разные стороны, и неожиданно Луис почувствовал благоговение. Когда он укладывал Гаджа в гроб, тело малыша было расчленено, и владелец похоронной конторы сшил через край отдельные куски. Значит, вынимать Гаджа нужно осторожно. Луис застыл в развороченной могиле, чуть не завопив от ужаса при этой мысли. А ведь если он закричит, его сразу обнаружат.

«Давай. Взялся, так делай!»

Он подхватил Гаджа под руки и, чувствуя пальцами неприятную жижу, начал осторожно поднимать Гаджа из могилы, точно так же как укладывал его в гроб.

Голова Гаджа сползла назад. Луис увидел усмехающийся круг стежков; голова, чтобы не упасть с плеч, была пришита грубым портным – владельцем похоронного бюро.

Снова его желудок спазматически сжался от запаха и от ощущения под пальцами бескостного тела – тела его же раздавленного, несчастного сына. Но Луис вытащил тело из гроба. Наконец Луис сел на край могилы, держа в руках мертвое тело: ноги Луиса свешивались в яму, лицо приобрело нездоровый синевато-багровый оттенок, рот растянулся в страшной улыбке сожаления и печали.

– Гадж, – повторил отец, покачивая тело на руках. Волосы Гаджа коснулись запястья Луиса. Они были безжизненными, словно проволока. – Клянусь, Гадж, все это правда. Этому придет конец, когда кончится ночь. Гадж, я люблю тебя. Папочка любит тебя.

В четверть второго Луис был готов покинуть кладбище. Прикосновение к телу было хуже всего.., это было похоже на то, что испытывает космонавт, уплывающий в бесконечность. И сейчас, успокаиваясь, он еще чувствовал, как дрожит его спина: вибрируют мускулы. Он чувствовал: еще можно повернуть назад. Пойти назад.

Положив тело Гаджа на брезент, Луис завернул его и заклеил брезент скочем, потом сложил вдвое веревку, завязал концы свертка. Получился брезентовый сверток, напоминающий небольшой свернутый ковер – не более. Потом, мгновение подумав, он убрал туда заступ. Пусть «Плеасантвиев» в обмен на Гаджа получит какую-нибудь реликвию. Луис закрыл гроб, а потом опустил бетонную плиту. Хотел было просто бросить вторую, но испугался, что может наделать слишком много шума, и после некоторого колебания, продев веревку через железные кольца, медленно опустил бетонный блок. Потом Луис закидал яму грязью. Но в общем-то могила выглядела неплохо. Или наоборот плохо? Привлечет она внимание или нет?.. Луис не стал задумываться об этом, если это и заставит его поволноваться, то не сейчас.., еще многое предстояло сделать. Много безумной работы. И еще, он очень устал.

Хей-хо! То ли еще будет.

– Действительно, – пробормотал Луис.

Поднялся ветер. Пронзительно взвыл он среди деревьев, и этот звук заставил Луиса оглядеться. На сердце у него было тяжко. Луис прихватил лопату и кирку, которые ему еще понадобятся, перчатки и фонарик и все спрятал в мешок. Воспользоваться светом фонарика – искушение было велико, но Луис поборол его. Оставив тело и инструменты, Луис прошел назад, туда, откуда пришел, и оказался у высокой изгороди минут через пять. Там, на противоположной стороне улицы стоял «Цивик», припаркованный у обочины. Так близко и так далеко!

Луис мгновение смотрел на автомобиль, а потом пошел вдоль ограды. В этот раз он пошел в противоположную сторону, чем тогда, когда шел вдоль ограды снаружи. Он повернул с улицы Масон. На углу была прорыта дренажная канава, Луис заглянул в нее. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. В канаве было полным-полно увядших цветов, которые лежали слой за слоем. Видно, все цветы, что приносили на кладбище, рано или поздно оказывались в этой канаве.

«Иисус… Такие же останки собирались в дань более древнему богу, чем бог христиан. Люди называли его по-разному, в разные времена, но сестра Речел дала ему совершенно правильное имя: Оз – Веикий и Ушшасный – бог Мертвых Вещей, которому давным-давно пора лежать в земле; Бог увядших цветов в дренажной канаве. Бог тайны».