Шрифт:
– При обычных обстоятельствах я бы попросил месяц. При моих нынешних темпах – две недели. Если я смогу прыгнуть выше головы – дней пять. Может быть, неделя. Книга будет сырой, но она будет окончена.
Она вздохнула и рассеянно взглянула на свои ладони:
– Я знаю, тебе понадобится меньше двух недель.
– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.
Она посмотрела на него с легким интересом, но без гнева или подозрительности:
– Что такое?
– Обещай больше не читать, пока я не закончу… или пока мне не… Ну, ты понимаешь.
– Пока не придется прервать работу?
– Да. Или пока мне не придется прервать работу. Таким образом ты получишь цельное, не разбитое на фрагменты окончание. Так оно произведет на тебя куда более сильное впечатление.
– Пол, правда получится хорошая книга?
– Да, – улыбнулся Пол. – Просто отличная.
27
В тот же вечер, около восьми часов, он осторожно перебрался в кресло. Прислушался. Сверху не доносилось ни звука. Последнее, что донеслось до него оттуда, – это скрип пружин; она легла около четырех часов дня. Он не сомневался, что она в самом деле устала.
Пол достал банку горючего и подкатился к окну, где находился его импровизированный рабочий кабинет: ухмыляющаяся пишущая машинка, у которой не хватало трех зубов, мусорное ведро, карандаши, стопки бумаги, черновики, из которых одни еще сослужат службу, а другие отправятся в ведро.
Должны были отправиться, только раньше.
Здесь находилась невидимая дверь в иной мир. И здесь был его призрак, как будто бы движущийся при быстром просмотре серии фотоснимков.
Благодаря долгой практике он с легкостью проехал между пачками бумаги и разбросанными на полу блокнотами, остановился у стены, на всякий случай прислушался, наклонился и поднял девятидюймовый кусок плинтуса. Примерно месяц назад он обнаружил, что в этом месте доска легко отходит от стены, а Энни, судя по тонкому слою пыли на этой доске (еще немного, и ты начнешь оставлять волосы для проверки, подумал он), не знала, что именно в этом месте в плинтусе есть изъян. За плинтусом имелось небольшое пространство, наполненное только комками пыли и мышиными экскрементами.
Пол поставил банку с горючей жидкостью в нишу и задвинул кусок плинтуса. В самый первый момент он испугался, что доска не встанет в точности на прежнее место (а у нее – о Боже! – дьявольски острые глаза!), но потом доска легко скользнула в проем.
Пол оценил результат, затем открыл блокнот и прошел в дверь, распахнувшуюся в бумажном листе.
Ничто не отвлекало его от работы в течение четырех часов. Три карандаша, которые Энни заточила для него, затупились, после чего он подкатился к кровати, забрался под одеяло и с легким сердцем заснул.
28
Руки Джеффри начинали затекать. Он стоял в тени хижины, принадлежащей вот уже пять минут «Прекрасному», владению М’Чиби. Он был похож на исхудавшего силача из цирка, а над его головой висело тело баронессы.
Когда он наконец решил, что никакие слова Езекии не смогут убедить М’Чиби покинуть хижину, до него донесся звук какого-то поспешного движения. Джеффри обернулся, и мускулы на его руках напряглись. Вождь М’Чиби был хранителем Огня, и в хижине у него горело больше сотни факелов, и каждый был покрыт толстым слоем тягучей смолы. Смола эта добывалась из местных низкорослых деревьев, и сами бурка называли ее «маслом для огня» или «маслом для огня и крови». Некоторые предметы назывались на языке бурка, как и на многих других примитивных языках, весьма уклончиво. Впрочем, как бы ни произносились названия этого вещества, ясно было, что в хижине имеется достаточно факелов, чтобы поджечь всю деревню; она вспыхнет, как чучело Гая Фокса [42] , подумал Джеффри… если удастся убрать М’Чиби с дороги.
Не бойтесь его бить, босс Джеффри, сказал ему Езекия. М’Чиби, он первый выходит, он хранитель Огня. А Езекия второй выходит. Так вы не ждите! Разбейте башку этого щенка, только быстро!
И все же, несмотря на острую боль в руках, Джеффри заколебался, когда услышал, что они приближаются. Предполо
42
Чучело Гая Фокса, участника так называемого «порохового заговора», ежегодно сжигалось на улицах английских городов во время народных гуляний 5 ноября.
29
Карандаш замер на середине слова, потому что Пол услышал приближающийся звук мотора. Он сам удивился собственному спокойствию; самым сильным чувством было легкое раздражение от того, что его прервали, когда карандаш летал по бумаге, как бабочка, и жалил, как пчела. Из коридора донеслось дробное цоканье каблуков Энни.
– Отъезжай от окна. – Лицо ее было напряженным и хмурым. На плече висела незастегнутая сумка цвета хаки. – Чтобы тебя не заме…
Она умолкла, увидев, что Пол уже откатился от окна. Она проверила, не остались ли на подоконнике какие-либо его вещи, затем кивнула.
– Полиция штата, – пояснила она. Несмотря на тревогу, она держала себя в руках. Ей ничего не стоит опустить правую руку в сумку. – Пол, будешь хорошим?
– Да, – ответил он.
Ее взгляд впился в его лицо.
– Я поверю тебе, – сказала она, повернулась и вышла, закрыв за собой дверь, но не потрудившись запереть ее.
Ровное сонное гудение двигателя «Плимута-442», очень характерное для таких машин, доносилось теперь с подъездной дорожки. Пол услышал, как хлопнула дверь кухни, и подкатился к окну так, чтобы остаться незамеченным, а самому иметь возможность наблюдать. Машина подъехала к Энни, и двигатель затих. Водитель вышел из машины. Стоял он почти на том же месте, где стоял молодой патрульный, произнося четыре последних слова в своей жизни… Но на этом параллели заканчивались. Тот полицейский был хилым парнишкой, ему только-только исполнилось двадцать, новичок, которому поручили распутывать дерьмовое дело – идти по остывшему следу какого-то, хрен его знает, писателя, который разбил машину, а потом либо уполз в лес умирать, либо торжествующе удалился от суеты этого мира.
Мужчине, только что сидевшему за рулем «плимута», было около сорока, как говорится, косая сажень в плечах. Квадратное его лицо было словно высечено из цельного куска гранита, и возле глаз и уголков рта скульптор провел несколько тонких линий. Энни – крупная женщина, но рядом с этим парнем она показалась Полу почти маленькой.
И еще кое-что не так, как в прошлый раз. Полицейский, которого убила Энни, приехал один. А сейчас с переднего сиденья «плимута» выбрался невысокий длинноволосый блондин в штатском. Давид и Голиаф, подумал Пол. Матт и Джефф. Господи.