Шрифт:
— Вот стол, — раздался в темноте голос Тома. — Алиса, сейчас я возьму тебя за руку. Это стул, чувствуешь? Уж извините, если я говорю так, будто мы играем в страну слепых.
— Все нор… — начала она и тут же вскрикнула, заставив Клая подпрыгнуть. Рука легла на рукоятку его ножа (теперь он считал нож своим), прежде чем он успел осознать, что взялся за нож.
— Что такое? — резко спросил Том. — Что?
— Ничего, — ответила она. — Просто… ничего. Кот. Его хвост… по моей ноге.
— Ох. Извини.
— Все нормально. Так глупо, — добавила она с таким презрением к себе, что Клай поморщился.
— Перестань, Алиса. Не ругай себя. Просто в офисе выдался тяжелый денек.
— В офисе выдался тяжелый денек! — повторила Алиса и рассмеялась. Смех ее Клаю не понравился. Напомнил интонации голоса, когда она называла дом Тома прекрасным. Она сейчас сорвется, и что мне тогда делать? — подумал он. — В фильмах впавшая в истерику девушка получает хорошую оплеуху, которая сразу приводит ее в чувство, но в фильмах видно, где находится девушка.
Ему не пришлось бить ее по лицу, трясти или обнимать (с последнего он бы, наверное, начал). Возможно, она услышала звучащую в своем голосе панику, ухватилась за нее, загнала в себя. В ее горле что-то булькнуло, она вдохнула, затихла.
— Садись, — сказал Том. — Ты наверняка устала. И ты, Клай. А я разберусь со светом.
Клай нащупал стул, сел к столу, которого практически не видел, хотя его глаза должны были полностью приспособиться к темноте. Что-то легонько коснулось его брючины. Из-под стола донеслось тихое мяуканье. Раф.
— Ты представляешь? — Он повернулся к едва угадывающемуся в темноте силуэту девушки. Шаги Тома уже затихали. — Старина Рафер только что испугал и меня, — хотя и не испугал, ну совершенно не испугал.
— Мы должны его простить, — ответила Алиса. — Без этого кота Том свихнулся бы, словив Импульс, как и другие. И это было бы ужасно.
— Безусловно.
— Я так боюсь, — призналась Алиса. — Как думаешь, завтра будет лучше, при свете дня? Я насчет страха?
— Не знаю.
— Ты, должно быть, очень волнуешься из-за жены и своего маленького мальчика?
Клай вздохнул, потер лицо.
— Труднее всего примириться с беспомощностью. Мы сейчас живем врозь, знаешь ли… — Он замолчал и покачал головой. Не продолжил бы, если бы она не нашла его руку. Пальцы ее были твердыми и холодными. — Мы с весны живем врозь, но в одном маленьком городе. Моя мать назвала бы наши отношения «соломенной женитьбой». Моя жена — учительница в начальной школе.
Он наклонился вперед, стараясь разглядеть в темноте ее лицо.
— И знаешь, что самое ужасное? Случись все это годом раньше, Джонни был бы с ней. Но в этом сентябре он пошел в промежуточную школу, которая находится в пяти милях от города. Я все пытаюсь понять, успел ли он добраться домой до того, как мир свихнулся. Он и его друзья ездят в школу на автобусе. Я думаю, к трем часам он должен был вернуться домой. И я думаю, что он сразу пошел к ней.
Или достал свой мобильник из ранца и позвонил ей, радостно предположила крыса-паника… а потом укусила. Клай почувствовал, как напряглись его пальцы в руке Алисы, и заставил себя об этом не думать. Но пот все равно обильно выступал на лице и руках.
— Но ты этого не знаешь.
— Нет.
— У моего отца багетная мастерская и художественный салон в Ньютоне. Я уверена, с ним все в порядке, он из тех, кто полагается только на себя, но будет волноваться обо мне. Обо мне и моей… Моей… ты знаешь…
Клай знал.
— Я все думаю, что же он поел на ужин. Я знаю, это бзик, но он совершенно не умеет готовить.
Клай хотел спросить, а был ли у ее отца мобильник, но что-то подсказало ему обойтись без этого вопроса. И он задал другой:
— Ты немного успокоилась?
— Да, — ответила она, пожав плечами. — Если что с ним случилось, то уже случилось, и я ничего не могу изменить.
Лучше бы ты не произносила эти слова вслух, подумал Клай.
— У моего сына есть мобильник, я тебе это говорил? — Собственный голос ему самому напоминал воронье карканье.
— Да, говорил. Перед тем как мы пересекли мост.
— Понятно. — Он кусал нижнюю губу, но заставил себя отпустить ее. — Но он не всегда заряжает аккумулятор. Наверное, я говорил и об этом.
— Да.
— У меня просто нет возможности узнать, как они сейчас там. — Крыса-паника вырвалась из клетки. Принялась бегать и кусаться.
Теперь обе ее руки накрыли его ладонь. Он не хотел сдаваться утешению, которое она предлагала (ему было сложно ослабить хватку, в которой он держал себя, и сдаться на милость ее утешения), но он сдался, думая, что дать для нее важнее, чем для него — взять. Они так и сидели, переплетя руки рядом с подставкой для солонки и перечницы, за маленьким кухонным столом Тома Маккорта, когда Том вернулся из подвала с четырьмя ручными фонариками и коробкой с лампой Коулмана.