15

Перед своей кончиной старый композитор Гионель Маск долгие годы страдал от неизлечимого недуга. Смерть неумолимо приближалась к Маску, но он не хотел умирать. Это был не просто животный страх перед смертью, не просто инстинктивное стремление сохранить жизнь любой ценой, а скорее страстный протест против нелепой, чудовищно бессмысленной смерти, разрушающей изношенную физиологическую оболочку, в которой обитает зрелый и мощный человеческий интеллект, полный творческих замыслов и неистребимой воли к труду. Маск до самозабвения любил свое искусство и готов был любой ценой отстоять возможность служить ему. Неизбежность смерти повергала больного композитора в пучину мрачного отчаяния и безысходной тоски. Вот тогда-то и пришел к нему впервые профессор Нотгорн. Ровесник Маска, но более крепкий и живучий, этот прославленный ученый сделал умирающему композитору предложение, от которого невозможно было отказаться. Нотгорн предложил спасти от разрушения самое ценное в личности Маска: его талант и мастерство, его опыт и знания, его любовь к искусству и творческие замыслы. В беспросветном мраке обреченности сверкнула искра надежды, и Маек уверовал в высокое гуманное назначение того, что предлагал уважаемый профессор. В течение последующих месяцев Нотгорн лихорадочно готовился к неслыханному эксперименту. Он несколько раз наведывался к больному композитору и беседовал с ним о своей работе. Из этих бесед Маску удалось составить некоторое представление о научных поисках ланкского отшельника. Профессор Нотгорн всю свою жизнь посвятил изучению человеческого мозга, точнее говоря, поискам среди миллиардов микроскопических клеток мозга тех неуловимых частиц, которые являются прямыми носителями сознания, памяти, индивидуальности. Он и в Ланк-то перебрался для того, чтобы иметь возможность полностью отдаться своей работе. К тому дню, когда он явился к Маску со своим предложением, главное было уже сделано. В результате пятидесятилетнего напряженного труда Нотгорн нашел то, что искал. Носителями индивидуальности, сознания, памяти оказались ничтожно малые клетки, распыленные в серо веществе коры головного мозга. Их общее количество колебалось от двух до трех миллиардов штук. Ученый назвал и ментогенами. После того как ментогены были обнаружены и изучены, остальная работа не представляла для Нотгорна особы трудностей. В течение нескольких месяцев он сконструировал специальный прибор, способный извлекать ментогены из одного мозга и переводить их в другой. Этот прибор получил наименование "ментогенный трансфузатор", сокращенно - ментранс. Испытав его несколько раз на собаках, Нотгорн решил совершить операцию над человеком. Старый композитор Гионель Маск был тайно перевезен из Сардуны в Ланк. Путешествие в автомобиле сильно ухудшило его состояние. Нужно было опешить. Второй объект был заранее намечен. Доктор Канир лично помчался за ним в Марабрану. В ожидании его возвращения Маск провел доме Нотгорна трудные сутки: боли в груди усилились, поднялась температура. Наконец Канир вернулся и привез собой двадцатилетнего Фернола Бондонайка, страдавшего врожденным идиотизмом. Нотгорн немедленно приступил к операции. В организмы обоих пациентов были введены наркотические препараты. Укол инъекционной иглы - было последнее, что Маск почувствовал еще в своем старом теле. Очнулся он уже в новом. Ментогены композитора прочно закрепились в мозгу идиота. Когда он очнулся после наркоза, он первым долгом излил свою благодарность профессору Нотгорну. Но это было всего лишь естественной первоначальной реакцией личности, стоявшей перед этим на грани небытия. Выздоровев же окончательно и поняв, что, собственно, произошло, Маск сильно затосковал. Ведь, принимая предложение Нотгорна, он не помышлял о продлении жизни своей личности своего сознания. Он хотел лишь спасти свой талант, свое мастерство, свои знания. Неужели Нотгорн обманул его? Не выдержав напора мучительных сомнений, он упросил доктора Канира устроить ему тайное свидание с духовным лицом. Доктор Канир согласился выполнить просьбу Маска и отправил экономку Нагду за абом Бернадом... Выслушав рассказ, аб Бернад почувствовал, как в груди у него закипает негодование. Доктор Канир сидел на краю койки, возле перевоплощенного Маска, понурив голову и боясь поднять глаза. - Какое неслыханно святотатственное дело!
– воскликнул служитель бога единого.
– Вы понимаете, доктор, в каком жестоком преступлении вы приняли участие?! - Я виноват, ваше благочестие, - ответил Канир с полной покорностью.
– Я виноват и готов нести за свою вину любое наказание! - Виноват?! Наказание?! Но разве раньше вы не понимали, что участвуете в преступлении, за которое вам придется отвечать не только перед богом единым, но и перед гирляндским правосудием?! - Я был обманут, ваше благочестие! Поверьте, что я был обманут!.. Привлекая меня к научному сотрудничеству, профессор Нотгорн скрыл от меня свои истинные планы и намерения! Идею трансфузии ментогенов он преподнес мне в высокогуманном и весьма привлекательном аспекте, который нисколько не противоречил моим религиозным убеждениям. Профессор утверждал, что обмен ментогенами даст людям возможность, минуя громоздкую систему современной педагогики, передавать друг другу не только основные знания, но и качества, доныне непередаваемые, такие, как таланты, культурные навыки, эстетический вкус, жизненный опыт, мастерство. Эта благородная идея, ваше благочестие, настолько захватила меня, что я слепо выполнял волю своего шефа. Нотгорн ни единым словом не обмолвился о переселении душ, а мне самому такая страшная мысль и в голову не могла прийти! Я выполнял все приказы Нотгорна, и у меня не возникало никаких подозрений. Лишь позже я понял, что Маск и Бондонайк были нужны Нотгорну для эксперимента на людях, а второй молодой человек, сторож орангутанга, - для продления собственной жизни... После покаянной речи Канира аб Бернад смягчился. Он предложил своим собеседникам собрать самые необходимые вещи, немедленно покинуть дом Нотгорна и ближайшим поездом выехать в Сардуну, остановиться там в гостинице "Кристалл", ни с кем не общаться и ждать его дальнейших указаний. Все переговоры с профессором Нотгорном аб Бернад взял на себя. Несчастные "грешники" ожили, словно им дали испить живительной влаги. Они готовы были целовать руки своему благочестивому избавителю. Сборы продолжались недолго. Не прошло и двадцати минут, как доктор Канир и перевоплощенный в Фернола Бондонайка Гионель Маск были готовы к отъезду. Аб Бернад благословил их, и они бесшумно удалились в ночь.

16

Высокий старик сбросил с себя одеяло и сел, спустив с кровати тощие ноги в полосатых дудочках пижамы. В окне чуть брезжил рассвет. Будильник на ночном столике показывал половину четвертого. Старик вздохнул и решительно нажал кнопку звонка, прикрепленного к спинке кровати. Вскоре послышалось тяжелое шлепанье, и в дверь постучали. - Входи, входи!
– крикнул он резким металлическим голосом, словно ударил в надтреснутый колокол. Дверь распахнулась, и в спальню вошло нечто громоздкое, взлохмаченное и помятое. Это "нечто" заполнило своим массивным корпусом весь дверной проем. Оно широко и гладко зевнуло прямо в лицо старику и сказало: - С добрым вас утром, ведеор профессор! - Почему в таком виде?!
– удивился старик, не ответив на приветствие. Сколько раз я говорил тебе, Нагда, чтобы ты не являлась ко мне, пока не приведешь себя в порядок! На кого ты похожа?! Поставь рядом с тобой Кнаппи, и тот покажется красавцем!.. - Ну вот, опять не угодила!
– спокойно проворчала Нагда.
– Вы с вечера говорили, что встанете в шесть, а сами поднялись в такую рань и трезвонить начали. Где уж тут быть в порядке! - Не оправдывайся!
– отрезал профессор. Он помолчал, яростно поскоблил свой череп под колпаком и уже спокойно, хотя и все еще строго, спросил: - Канир у больного? - Не знаю, ведеор профессор... - Что значит "не знаю"? Ты, Нагда, обо всем должна знать, что творится в доме! Ступай разбуди Канира и пошли его ко мне. Некогда нам теперь отдыхать да валяться!.. Да смотри больше не являйся такой растрепой! ' - Больше не явлюсь, ведеор профессор... А что, ведеор профессор, Кнаппи выпустить погулять? Он уже два дня взаперти сидит. Совсем бедный расстроился. Все ворчит и кушает плохо. - С Кнаппи я сам сегодня погуляю в саду... Ну ступай, ступай... Бормоча себе под нос что-то невнятное, Нагда с достоинством отшлепала прочь. Профессор Нотгорн сунул ноги в мягкие домашние туфли, натянул поверх пижамы длиннополый халат с золотыми драконами по красному полю и большими бесшумными шагами прошел к окну. Распахнув створки настежь, он высунулся наружу и с наслаждением вдохнул свежий утренний воздух. Пробуждающийся весенний день подействовал на профессора успокаивающе. Но ему недолго довелось наслаждаться чудесной свежестью раннего утра. В спальню внезапно, без стука, ворвалась Нагда: - Ведеор профессор!!! Никогда прежде Нагда не вопила таким истошным голосом. Нотгорн вздрогнул и повернулся к ней всем своим корпусом. - В чем дело, Нагда? Что случилось? - Ведеор профессор, их там нет!.. - Кого нет? Что ты мелешь? - Никого нет, ведеор профессор! Пусто! Исчезли! Оба! И доктор Канир и этот дурачок Фернол!.. А в комнате больного, ведеор профессор, сидит аб и ждет вас! - Какой аб?! Что за чушь?! - Аб Бернад, ведеор профессор!.. Это я его привела, ведеор профессор, когда вы спали! Мне доктор Канир велел! Он сказал, что в этом нет ничего плохого, если больной исповедуется у его благочестия. Вы ведь всегда говорили, что кому нравится верить в бога, пусть верит! Простите меня, ведеор профессор! Я не виновата, не виновата!.. И Нагда залилась горючими слезами, причитая и захлебываясь в приступе раскаяния. - Какое безобразие!
– в сердцах проговорил профессор и, брезгливо обойдя плачущую экономку, стремительно вышел из спальни.

17

Аб Бернад не расслышал шагов хозяина. Просто дверь внезапно распахнулась, и в комнату вошел профессор Нотгорн, пылающий неукротимым гневом. Абу пришлось собрать всю свою волю, чтобы вынести его взгляд. - По какому праву вы ворвались в мой дом, ведеор аб? Что вам здесь нужно? Кто вам позволил вмешаться в мои дела?! Аб важно поднялся со стула навстречу хозяину. Ростом служитель бога единого был не ниже Нотгорна да еще раза в три шире и массивнее его. - Меня пригласили принять исповедь больного, ведеор профессор. Я, конечно, извиняюсь, что вошел в ваш дом без вашего ведома, но мой сан не позволяет отказывать страждущему в духовном утешении даже при таких исключительных обстоятельствах, - спокойно и веско сказал священник. - Значит, мой пациент Фернол Бондонайк пожелал у вас исповедаться? - Нет, ведеор профессор, вы ошиблись в имени. Не Фернол Бондонайк, а ваш пациент Гионель Маск пожелал у меня исповедаться, и я принял его исповедь. Заодно я выслушал и вашего несчастного ассистента доктора Канира. - Довольно! Вы подлый негодяй, злоупотребивший тайной исповеди! За это вы ответите перед своим шефом, гроссом сардунским. Мне же с вами не о чем больше говорить! Извольте немедленно покинуть мой дом, ведеор аб! Профессор шагнул в сторону и решительным жестом указал священнику на двери. Но аб Бернад не тронулся с места. - Спокойно, ведеор профессор, - проговорил он, взвешивая каждое слово. Я, конечно, уйду, если вы будете настаивать. Но мне кажется, нам с вами лучше договориться по-хорошему. В противном случае вам на старости лет придется познакомиться с такими неприятными вещами, как стальные наручники, тюремная решетка, скамья подсудимых, а возможно, даже и эшафот. Мне все известно, ведеор профессор, и если вы рассчитываете, что скроетесь от правосудия, похитив тело у известного вам Рэстиса Шорднэма, то, будьте уверены, ваши расчеты не оправдаются! Шорднэм не придет в ваш дом! Нотгорн выслушал аба, не шевельнув ни единой морщиной на лице. Лишь глаза его сузились, превратившись в два черных сверкающих лезвия. Мозг лихорадочно работал, ища выхода. Наконец он улыбнулся одними уголками бескровных губ и сказал: - Хорошо, ведеор аб. Вам хочется со мной поговорить? Пожалуйста. Видимо, прежние беседы со мной вам доставили большое удовольствие. Не подумайте, однако, что я испугался ваших угроз. Вы просто заинтересовали меня как экземпляр фанатически верующего человека. Но прежде чем приступить к дружеской беседе, давайте все-таки выясним отношения. На каком основании, позвольте вас спросить, вы угрожаете мне такими страшными вещами, как суд и казнь? В чем вы, собственно, меня обвиняете? - Охотно вам отвечу, ведеор профессор!
– воодушевившись такой явной уступкой, воскликнул аб и продолжал с огромной важностью: - Я обвиняю вас, профессор Вериан Люмикор Нотгорн, в том, что вы дерзнули посягнуть на запретную тайну души человеческой. С преступной жестокостью и преследуя исключительно личные цели, вы произвели обмен душами в телах двух людей, не испросив на это их согласия. При этом вы одного умертвили, а другому даровали подлую и неприемлемую жизнь! Далее я обвиняю вас в том, что вы намерены украсть для себя лично тело безработного токаря, которого вы с этой целью заманили к себе, пообещав ему выгодную службу в качестве сторожа при вашей мерзкой обезьяне. И наконец, я обвиняю вас в том, что свое открытие вы решили использовать для борьбы со святой гирляндской общиной! Всего этого достаточно, чтобы трижды предать вас суду и казни! - Из всех ваших обвинений, ведеор аб, справедливо только последнее, насмешливо заговорил профессор.
– Что же касается всего остального, то, поверьте мне, вы введены в заблуждение моим далеко не умным ассистентом. Но если даже допустить, что все обстоит именно так, как вы говорите, то и тогда с вашей - именно с вашей, а не с моей!
– точки зрения в моих поступках трудно обнаружить состав преступления. Подумайте-ка хорошенько! Вы говорите, что я умертвил Фернола Бондонайка. Но ведь, по вашим религиозным убеждениям, душа бессмертна! Вы можете возразить, что таким образом мог бы рассуждать любой убийца. Но ведь я никого не убивал! Вы сами воочию убедились, что тело Фернола Бондонайка абсолютно живо. Я ни в малейшей степени не нарушил его жизненных функций. Следовательно, положение таково: тело Фернола Бондонайка живет на Земле, а душа блаженствует в райских кущах! Идеальный порядок, не правда ли?! А теперь посмотрим на второго пострадавшего, на композитора Гионеля Маска. Пострадал ли в чем-нибудь этот человек? Нет, не пострадал. Разве он торопился перебраться из земной жизни в райские кущи? Нет, не торопился, а даже напротив - хотел побыть в этой юдоли слез и печали как можно дольше. Он сам говорил мне об этом, иначе я не посмел бы проделывать над ним операцию. Другое дело, что он теперь недоволен и тяготится чужим телом. Ну что ж, это всегда можно поправить. В Гирляндии найдется немало стариков, которые будут рады обменять свое дряхлое тело на молодое. Ваш святейший шеф Брискаль Неповторимый сию же минуту примчится, только дайте ему знать об этом! Значит, и с Гионелем Маском все обстоит благополучно. Ну а про Рэстиса Шорднэма и говорить не приходится. Вы сами сказали, что он не придет ко мне, а следовательно, и не потерпит никакого убытка. За что же, позвольте вас опросить, меня следует судить и наказать лютой казнью? - Вы знаете лучше меня, ведеор профессор, что перед настоящим судом все эти ваши игривые рассуждения не будут иметь никакой силы!
– коротко ответил аб Бернад. - Пожалуй, вы правы, - тотчас же согласился профессор - Юридически мои оправдания не имеют веса. Но тогда ваши обвинения, уважаемый служитель божий, выглядят, как самый обыкновенный шантаж! Впрочем, понятно. Я открыл ментогены, я создал ментранс, я стал властелином самого неуловимого в человеке: его индивидуальности, его сознания, по-вашему - его бессмертной души. Этим я, как представитель науки, подвел разрушительную мину под последний бастион религиозного мракобесия. Вы здесь представляете интересы Гроссерии. Вы и тысячи вам подобных хотите жить. Отлично! Что же вы хотите получить от меня за то, что избавите меня от гирляндского суда? - Это разговор не на несколько минут, ведеор профессор. Если вы не возражаете, пройдемте в ваш кабинет и поговорим обстоятельно. Но профессор распустил вдруг все морщины на своем лице и, изобразив сладчайшую улыбку, сказал: - Не сейчас, уважаемый аб, не сейчас. Мне нужно все обдумать и приготовиться к разговору с вами. Не откажите в любезности и зайдите ко мне этак часика через три. Тогда мы и обсудим все ваши условия. Три часика, ведь это не так уж много, а? Он даже заискивающе подмигнул абу. Тот подумал, что Нотгорн все равно у него в руках, и согласился на трехчасовую отсрочку. Кроме того, ему самому было необходимо приготовиться к столь ответственным переговорам. - Хорошо, ведеор профессор. Через три часа я снова навещу вас.

18

Профессор Нотгорн лежал на пледе в тени могучего платана. Под боком у него была подушечка, в руках книга. Кругом на траве и цветах еще блестели полновесные капли росы. Книга не занимала профессора. Взгляд его был поверх очков устремлен на огромного огненно-рыжего орангутанга, который весело раскачивался из стороны в сторону, вцепившись одной из своих мощных лап в толстую ветвь платана. Мысли профессора невольно возвращались к одному и тому же вопросу: опасен аб Бернад или неопасен? И, проанализировав свое положение (в который уже раз!), профессор неизбежно приходил к выводу, что, безусловно, опасен. Аб знает слишком многое. Правда, представления его об открытии Нотгорна ошибочны и нелепы, но тем не менее он может обвинить Нотгорна в самых ужасных преступлениях и - что хуже всего!
– подкрепить свои обвинения неопровержимыми доказательствами. А ведь нужен ничтожный срок, нужен всего лишь какой-нибудь месяц или даже того меньше! Как вырвать у проклятого аба этот жалкий отрезок времени?! Подкупить его? Аб жаден, но поможет ли молчание одного только аба? Ведь уже сорвался с цепи этот трусливый ханжа Канир, уже ударился в панику Маск, не сумевший переварить известие о своих собственных похоронах! Эти опасны не менее аба, а удержать их нет ни малейшей возможности!.. Что же делать? Как отыграть хотя бы одну неделю?! Скрыться? Но куда?! Разве что... Нет, не то! Все это никуда не годится! А время летит! Осталось всего полтора часа до прихода аба... Хорошо этому зверюге Кнаппи - насытился и качается на дереве, радуется жизни. Но что с ним будет, если в самом деле арест?! Нагда должна о нем позаботиться. Не мешало бы ее заблаговременно подготовить... И тут молнией сверкнула спасительная идея. - Эврика!
– гаркнул вдруг профессор на весь сад, так что Кнаппи выпустил из лап ветвь платана и вразвалку приблизился к своему хозяину узнать о причине его крика. - Эврика!
– повторил Нотгорн, лаская своего лохматого друга. - Угррру...
– проворчал Кнаппи и повалился на бок, чтобы руке хозяина было удобнее его почесывать. - Что с вами, ведеор профессор?
– прохныкала из окна Нагда. - Ничего, ничего, все в порядке!
– бодро откликнулся профессор. Он встал и поманил Кнаппи за собой в дом. Орангутангу не хотелось уходить из сада - ведь прогулка только началась, - но глаза хозяина имели над ним непреодолимую власть. Отведя орангутанга в лабораторию, профессор пробыл там с ним минут пятнадцать, после чего неожиданно появился на кухне и обратился к экономке. - Сядь, Нагда, и послушай, что я тебе скажу. Ты служишь у меня уже двадцать лет. Теперь, когда я в тебе крепко уверен - твой сегодняшний поступок не в счет, - я должен тебе открыть один секрет. В детстве, Нагда, я был подвержен странным припадкам умопомешательства. Меня лечили, но, по-видимому, вылечили не совсем. Десятки лет у меня не было этих припадков, но теперь, под старость, я чувствую, что они могут возобновиться. Во время такого припадка я превращаюсь в злобное животное. Иной раз даже буйствую. Поэтому, чтобы припадок прошел быстро и без последствий, мне необходимо принимать вот эти таблетки. На, держи! Перепуганная Нагда машинально взяла пакетик с таблетками, а профессор продолжал: - Эти таблетки ты будешь подмешивать мне в еду три раза в день. Понятно? Три раза в день по одной таблетке в молоке, в супе или еще в чем-нибудь. Теперь дальше. Держать меня нужно будет взаперти, лучше всего в чулане Кнаппи. - А где же будет Кнаппи, ведеор профессор? - Кнаппи пока может пожить в моей спальне... Ты все поняла Нагда? - Все, ведеор профессор. Но, может быть, припадка вовсе не будет? - Будет! Обязательно будет! Еще сегодня начнется!
– категорически отрезал профессор и вышел из кухни, оставив свою верную экономку в величайшем недоумении и страхе... Опомнившись, Нагда вскочила с табуретки и выглянула в коридор. Она успела заметить, что профессор скрылся в своей лаборатории, и услышала, как в дверях ее щелкнул замок. - Чудит мой старик!
– проворчала Нагда и, махнув рукой, вернулась к своим кулинарным занятиям... Через час она понесла орангутангу завтрак. Кнаппи всегда кормили первым. Подходя к чулану, Нагда услышала жалобное ворчание и с тревогой подумала: "Уж не заболел ли наш рыжий красавец!" Потом она отодвинула засов, раскрыла дверь и остолбенела. На подстилке орангутанга лежал, скорчившись, профессор Нотгорн. Он дрожал мелкой дрожью и, оскаливая свои искусственные зубы, издавал визгливые стоны. - Ведеор профессор, что с вами?!
– в ужасе завопила Нагда. Но профессор даже не взглянул на нее. Продолжая взвизгивать и ворчать, он на четвереньках подобрался к миске, в которую для Кнаппи наливали воду, сунул в нее лицо и стал жадно пить. Напившись, он заметно успокоился и, поднявшись на ноги, повернулся к Нагде. С лица его стекали капли воды, в глазах сверкала животная настороженность. - Ведеор профессор...
– еле слышно прошептала Нагда. - Угр-рр-грру!
– прохрипел профессор и, покачиваясь на длинных тощих ногах, двинулся прямо на Нагду. Экономка завизжала, отскочила от чулана и бросилась к себе на кухню, где заперлась на ключ. Но безумный профессор даже не подумал ее преследовать. Пошатываясь из стороны в сторону как пьяный, он вышел из чулана и через веранду спустился в сад. Нагда увидела в окно, как профессор подошел к платану и, подпрыгнув, попытался достать до ветви, на которой обычно качался Кнаппи. Но ему, разумеется, не удалось это сделать. Повизжав от гнева и досады, он удовлетворился другим суком, который был значительно ниже, и, вцепившись в него обеими руками, принялся раскачивать свое худое длинное тело. Наблюдая за странным поведением хозяина, Нагда сообразила наконец, в чем дело, и несколько успокоилась. Она поняла, что у профессора просто начался припадок умопомешательства, о котором он предупредил ее. Тут же она вспомнила и о пилюлях. Теперь Нагда знала, что ей следует делать. С кружкой молока, в котором растворила первую таблетку, она смело отправилась в сад и приблизилась к платану. - Ведеор профессор, нате попейте! Не нужно баловаться! Еще сорветесь и ногу себе сломаете! Но профессор не внял голосу благоразумия. Завидев экономку, он ловко подтянулся на руках и через мгновение скрылся в густой листве платана. Потом Нагда увидела еще, как он, рискуя жизнью, перемахнул на соседнее дерево, и вот уже только дрожание листвы в зеленых кронах указывало на направление, в котором обезумевший ученый начал воздушную прогулку по своему саду. А Нагда все бежала за ним с кружкой молока, высоко запрокинув голову, и жалобно кричала: - Ведеор профессор, вернитесь! Ведеор профессор!..

19

Три часа, выговоренных профессором Нотгорном, аб Бернад провел не дома, а в сквере, напротив здания железнодорожной станции. Он поступил так из осторожности: в эти утренние часы через Ланк проходил марабранский экспресс, на котором мог прибыть Рэстис Шорднэм. Пропустить этого человека к профессору Нотгорну нельзя было ни под каким видом. Но марабранский экспресс прошел, и в Ланке с него сошли лишь трое местных жителей. Посидев на скамейке еще с полчаса, аб поднялся и не спеша двинулся обратно к дому Нотгорна. Он подошел к калитке профессорова дома и уже поднял руку, чтобы нажать кнопку звонка, но в этот момент до его слуха откуда-то из глубины сада донеслись странные звуки. Прислушавшись, аб узнал голос Нагды. В нем было столько отчаяния, столько мольбы о помощи, что священник тут же забыл о своем достоинстве служителя божьего. Разогнавшись с трех шагов, он врезался могучим плечом в калитку и вышиб ее, сломав замок. Крики из сада продолжались. Подхватив полы своей желтой сутаны, аб бросился прямо через заросли на голос. Выбравшись на небольшую лужайку, он увидел потрясающую картину. На ветви дерева сидел профессор Нотгорн, облаченный в ужасные лохмотья. Его сморщенное лицо взмокло от пота, а тонкие руки, которыми он судорожно держался за ствол, были покрыты кровоточащими царапинами. Глазами насмерть загнанного зверя профессор смотрел вниз и чуть слышно скулил. А под деревом стояла растрепанная Нагда с кружкой в руке и время от времени издавала жалобные вопли, призывая на помощь. Оправившись после первого потрясения, аб быстро подошел к экономке. - Ведрис Нагда, что случилось?! Нагда обернулась и, увидев священника, залилась слезами: - О, ваше благочестие! Какое несчастье! Мой добрый хозяин сошел с ума! Что теперь будет, что будет?! - Как это сошел с ума?! Почему?! Ведь я всего три часа назад ушел от него и оставил его в полном здоровье! - У него припадок, ваше благочестие! Он с детства страдает припадками помешательства! Сегодня он расстроился, и вот видите, что с ним теперь происходит! - Боже единый, огради нас от всего злого, а наипаче от потери рассудка! Ашем табар!.. Но как это случилось, ведрис Нагда? Поминутно всхлипывая и сморкаясь в передник, Нагда сбивчиво поведала священнику обо всем, что произошло за истекшие три часа. Рассказ Нагды наполнил сердце аба ликованием. Он тотчас же поверил в припадок профессора Нотгорна и увидел в этом перст бога единого. Радость его была столь безмерна, что он с удовольствием помог Нагде управиться с "несчастным безумцем". Из недалекой беседки аб принес длинную лестницу и, приставив ее к дереву, полез снимать Нотгорна. Профессор не оказал ни малейшего сопротивления: непривычное лазанье по деревьям вконец его измотало. Когда аб Бернад, подхватив его в поясе одной рукой, начал с ним осторожно спускаться, он только еще больше заскулил и обвис в могучей руке своего спасителя, словно большая тряпичная кукла. Благополучно вернувшись на землю, аб уложил профессора на траву и приподнял ему голову, чтобы Нагда могла напоить его молоком. "Безумец" жадно выпил всю кружку и в ту же секунду крепко уснул. Аб с экономкой подхватили расслабленное тело профессора и благополучно доставили в дом. Вместо грязной обезьяньей подстилки Нагда наскоро соорудила в чулане настоящее мягкое ложе. Уложив спящего профессора и заперев дверь чулана, аб и экономка переглянулись. Нагда уже полностью избавилась от своих страхов и успокоилась. Сообразив, что теперь она единственная хозяйка в доме, она оправила на себе передник и не без жеманства обратилась к абу: - Надеюсь, вы не откажетесь у нас позавтракать, ваше благочестие? - С удовольствием, ведрис Нагда! Вся эта кутерьма, начавшаяся ночью, меня изрядно истощила, а позавтракать я не успел, - с любезным поклоном ответил аб и продолжал: - Но прежде чем садиться к столу, я хотел бы еще просмотреть в кабинете профессора кой-какие его бумаги. Быть может, удастся найти подробные сведения о припадках вашего уважаемого хозяина, и тогда мы сможем оказать ему более существенную помощь! Вы позволите мне поработать в кабинете, пока будете накрывать на стол? - Ах, конечно, ваше благочестие! Ведь без вашей помощи я совсем бы пропала! Ради бога единого, ступайте себе в кабинет и делайте все, что найдете нужным. Ведеор профессор вам будет очень благодарен, если вам удастся помочь ему... Войдя в святая святых великого ученого, священник прежде всего бросился к сейфу. К его неописуемой радости сейф оказался незаперт. Обозвав про себя доверчивого профессора растяпой, аб принялся выдвигать ящики и исследовать их содержимое. В верхнем ящике он обнаружил пачки денег, в среднем были толстые папки с рукописями, а в нижнем, самом большом, оказался какой-то сложный прибор из стекла и пластмассы. Деньги и прибор аб пока оставил на месте, решив сначала заняться бумагами. Вытащив все папки, он сложил их на столе и удобно устроился в кресле. Вдруг дверь тихонько скрипнула, аб поднял глаза, и папка с бумагами выпала из его похолодевших рук. В трех шагах от стола стоял орангутанг Кнаппи, облаченный в яркий халат профессора. Зверь хранил зловещее молчание и смотрел на аба с каким-то непередаваемым грозным весельем. - Пошел вон, Кнаппи!
– еле выдавил из себя аб Бернад. Но Кнаппи шагнул вперед и вдруг, раскрыв свою жуткую пасть, хрипло расхохотался прямо абу в лицо. Это было похоже на кошмарное сновидение. Аб сидел ни жив ни мертв, а зверь, оборвав свой ужасный человеческий смех, еще ближе придвинулся к священнику и заговорил. Да, заговорил! Скрипучим, гортанным голосом, но совершенно связно и отчетливо. Вид говорящей обезьяны поверг аба в новый ужас, но, когда до его сознания дошел смысл того, что говорила обезьяна, он чуть было не лишился чувств. - Вы попались с поличным, ведеор аб!
– прорычал орангутанг. Аб вздрогнул и отшатнулся от него. - Да, да, вы попались с поличным! Вы, ваше благочестие, вор, интриган и проходимец! Но теперь вы ответите за все!
– продолжал Кнаппи, пронизывая аба своими маленькими, налитыми кровью глазами.
– Да, ответите! Ни с места! Или же я превращу вас в мешок раздавленных костей и гнилого жира!.. Вы воспользовались исповедью испуганного Маска и подлеца Канира и вообразили, что загнали меня в тупик?! Ха-ха-ха! Вы забыли, что у меня есть еще мой верный Кнаппи!.. Кто будет судить обезьяну? Кто будет судить сумасшедшего старика?! Я могу теперь расправиться с вами совершенно безнаказанно! Но я не воспользуюсь этим. Я никогда никого не убивал. Вам я тоже подарю жизнь, хотя вы и не стоите этого. Но при одном условии: вы должны полностью подчиниться моей воле! - Что я должен делать?
– пролепетал аб. - Пока молчать и сидеть неподвижно!
– проскрежетал в ответ Кнаппи. В это время раздался стук в дверь и послышался голос Нагды: - Ваше благочестие, я отлучусь на четверть часика купить свежих булочек! Кнаппи вцепился лапой в плечо аба и дохнул ему прямо в ухо: - Отзовитесь и скажите, что все в порядке, что у вас работы на целый час! Ну! - Все в порядке, ведрис Нагда! У меня тут работы хватит на целый час! проблеял аб. - Не будем терять время, любезный аб!
– прорычал Кнаппи, когда где-то в конце коридора за Нагдой захлопнулась дверь. Он убрал лапу и принялся с чем-то возиться за спиной у аба. Тот боялся повернуться и лишь сопел от чрезмерного волнения, вознося в душе молитвы к богу единому. Внезапно Кнаппи обхватил сзади голову аба и прижал к его лицу влажный клок ваты. В нос абу ударил приторный запах хлороформа. В голове закружилось, перед глазами поплыли разноцветные круги...

20

В это утро Рэстис Шорднэм и его миловидная спутница цыганка Арса преодолевали последние километры асфальта, отделявшие их от Ланка. Встретившись столь счастливо в придорожном трактире Паэрты, они решили странствовать вместе и никогда больше не разлучаться. Голова Арсы едва достигала Шорднэмовых плеч, а в каждый шаг Рэ Шкипера укладывалось не менее трех ее маленьких шагов. Но она бойко шлепала видавшими виды башмаками и без умолку болтала. Дорога круто пошла в гору. Рэстис и Арса замедлили шаг. А добравшись до вершины, и вовсе остановились. С холма перед ними раскрылся вид на просторную долину с городком Ланком в центре. Всласть налюбовавшись панорамой, они двинулись вниз с холма, к городку. Первым городским строением, которым их приветствовал Ланк, оказался заезжий трактир "У Старой Липы". - Каждый порядочный гирляндский город должен начинаться с трактира! облизнув сухие губы, изрек Рэстис. При этом он яростно шарил по карманам, собирая на здоровенной ладони медную мелочь. - А у меня вот что!
– весело крикнула Арса, выхватив из кармана десятку, полученную еще в Тартахоне от старьевщицы, и помахала ею перед носом изумленного Шорднэма. В прохладном помещении трактира было пусто, тихо и пахло чем-то кислым. Но усталым путникам он показался райским уголком. Усевшись в углу на лавке, они наслаждались покоем и прохладой. Толстый медлительный трактирщик с помятой заспанной физиономией подал хлеб, колбасу, две кружки пива и пачку сигарет. Это был настоящий пир! Насытившись, Рэстис затянулся горьким дымком сигареты и сказал: - Ну вот, цыпленок, я и прибыл к месту своего назначения. Через каких-нибудь полчаса я превращусь из вольного рыцаря бесконечных дорог в дисциплинированного и послушного работника, а точнее говоря, в дрессировщика настоящей живой обезьяны... Послушай, Арса, почему бы и тебе не попытаться перейти к оседлому образу жизни? Мне было бы приятно, если бы ты осталась в Ланке. Попытайся устроиться, а? - А что я тут буду делать? Я ведь умею только гадать - по руке, по звездам, по птичьему полету... На одном месте этим не прокормишься! - Это верно... А ты все-таки попробуй! Я тебе как-нибудь помогу. Давай договоримся так. Я сейчас пойду представиться хозяину и, так сказать, вступлю в должность, а ты осмотрись пока в городе, с людьми познакомься. Ну а вечером давай встретимся на площади у храма, чтобы все окончательно обсудить. Я насчет тебя поговорю с профессором Нотгорном. Может, у него и для тебя найдется какая-нибудь работа. - Хорошо, Рэ, я согласна. Мне тоже не хочется с тобой расставаться! Рассчитавшись за завтрак, они не без сожаления покинули прохладный трактир. Чудесный солнечный день был уже в полном разгаре. На пустынной и сонной улице одни трудолюбивые пчелы гудели в кронах цветущих черешен. Достигнув третьего переулка влево, Рэстис остановился и подал Арсе руку. - Ну, цыпленок, будь умницей! Мне сюда, а тебе прямо. Да не забудь, вечером в восемь я жду тебя у храма на площади! - Не забуду, Рэ. До встречи!.. Арса пошла дальше по улице, а Шорднэм свернул налево. По описанию Канира, нужный дом должен находиться в самом конце переулка, где-то близ речки... Не мешало бы все-таки спросить... Вон навстречу идет какая-то толстая ведрис с кошелкой. Определенно, из местных... Поравнявшись с женщиной, Шорднэм снял шляпу и, вежливо поклонившись, сказал: - Простите за беспокойство, ведрис! У меня только один вопрос! Женщина бегло осмотрела внушительную фигуру загорелого бородача и приветливо ответила: - Пожалуйста, спрашивайте. - Я ищу дом профессора Нотгорна. Знаете, того, что держит орангутанга. Это, кажется, в этом переулке? Женщина насторожилась и уже более внимательно осмотрела Шорднэма. - А зачем вам профессор Нотгорн? - Да так просто. Хочу навестить старика, поболтать с ним о разведении обезьян в Гирляндии!.. Впрочем, я шучу, не сердитесь! Я принят к профессору на службу и сегодня должен явиться... - Да вы не Рэстис ли Шорднэм из Марабраны?
– вскрикнула женщина. - Вы угадали, ведрис. А вам откуда известно, что профессор ждет меня? Или об этом знает весь Ланк? - Об этом не знает никто, кроме самого ведеора профессора и его домашних! - Значит вы, ведрис... - Я домоправительница профессора Нотгорна. Но вам не повезло, ведеор Шорднэм. Мой хозяин внезапно заболел, а доктор Канир в отлучке. Во всем доме остались только я да Кнаппи, не считая больного профессора, с которым абсолютно невозможно сейчас говорить. Так что я, право, не знаю, как мне с вами быть... - Вот это номер! Но что же мне делать, ведрис?!
– воскликнул Шорднэм, пораженный таким неожиданным оборотом дела. - У меня сейчас в гостях местный аб, очень добрый и образованный человек. Он обещал помочь хозяину. Приходите попозже, ведеор Шорднэм, может, к тому времени хозяин опомнится. Женщина указала рукой на конец переулка: - Видите красную крышу с башенкой? Это и есть дом профессора Нотгорна. Приходите, ведеор Шорднэм, в два часа. А теперь извините меня, я очень спешу...

21

Аб Бернад стал понемногу приходить в себя. Во рту было нестерпимо сухо, отяжелевший язык еле ворочался. Он хотел попросить воды, но вместо слов из его горла вырвался какой-то хриплый стон. И тут он открыл глаза. В голове все еще шумело. Сквозь дикий хаос каких-то фантастических ассоциаций прорывались тревожные отрывки смутных воспоминаний. Наконец он сообразил, что лежит в кабинете профессора Нотгорна. Вспомнилась Нагда, готовившая завтрак, и от этого еще сильнее захотелось пить. Сделав над собой усилие, аб поднялся и сел. В тот же миг где-то совсем рядом раздался тихий, но дьявольски злорадный смех. Аб Бернад глянул в ту сторону и увидел самого себя сидящим в кресле у профессорова стола. Разумеется, он далеко не сразу осознал смысл и значение происходящего, так как чувствовал себя еще слишком плохо. Он просто смотрел на себя самого, как в зеркало, хлопал глазами, слушал свой собственный смех и усиленно старался понять, что все это значит. Он был уверен, что это какое-то нелепое наваждение, которое вот-вот исчезнет. Чтобы поскорее избавиться от кошмарного видения, он решил протереть глаза. Но стоило ему поднять обе руки и посмотреть на них, как он чуть не умер от разрыва сердца: вместо рук он увидел две страшные, волосатые звериные лапы с черными ногтями. Остальное ему досказало зеркало, по-видимому нарочно поставленное на стул возле дивана. Смех у стола оборвался. Нотгорн, завладевший телом аба, свистнул и щелкнул пальцами. Аб Бернад вздрогнул и, выронив зеркало, посмотрел на своего врага. Тот по-прежнему сидел в кресле, но теперь аб разглядел в его руке тяжелый парабеллум. Одновременно раздался его голос. Вернее, это был собственный рокочущий голос аба, но с нотгорновской жесткой интонацией. - Слушайте вы, ведеор аб!
– сказал Нотгорн.
– С этой минуты вы больше не ланкский аб, а просто орангутанг Кнаппи, выдрессированный профессором Нотгорном. Забудьте, что вы умеете говорить и действовать, как человек. За малейшую попытку взбунтоваться, за единственное слово или угрожающий жест я немедленно пристрелю вас, как взбесившегося зверя, и, конечно, отвечать за это не буду! Ваше тело я вам верну, если вы добросовестно сыграете свою роль до конца. Мне не нужна ваша жирная оболочка. Я отнял ее у вас лишь потому, что мне понадобилось убрать вас на некоторое время с дороги. Кроме того, ваше тело для меня удобнее, чем тело моего лохматого друга Кнаппи, так как оно мне дает возможность работать и появляться среди людей... Вы поняли мое предложение? Если да, то кивните и все. Аб Бернад поспешно кивнул. Говорить он все равно не мог, так как рот и горло у него пересохли от страшной жажды. Нотгорн, видимо, знал об этом. Как только аб кивнул своей непривычной обезьяньей головой, профессор тотчас же спрятал пистолет в карман сутаны и подал ему кружку с водой. Аб схватил ее своими длинными цепкими лапами и осушил до дна чуть ли не одним глотком. - А теперь сбросьте халат и следуйте за мной! Мне пора завтракать. Нагда уже несколько раз стучала в двери. Аб не посмел не подчиниться столь категорическому приказу. Он оставил халат профессора на диване и потащился за своим тираном, не имея на теле ничего, кроме рыжей звериной шерсти. Нотгорн привел аба в столовую. Здесь, за столом, уставленным яствами, уже восседала принарядившаяся Нагда. Абу казалось, что он сгорит со стыда перед этой доброй женщиной. Но она, увидев обезьяну, лишь крикнула: - Кнаппи, тебе чего тут надо?! А ну марш отсюда! - Оставьте его, ведрис Нагда, - вступился за аба профессор Нотгорн.
– Он такой милый и добрый зверюга. Представьте себе, он все время находился со мной в кабинете профессора и глаз с меня не спускал! - Так он был с вами, ваше благочестие, и вы с ним подружились? Что ж, пускай остается, если это доставит вам удовольствие. - Благодарю вас... А как наш уважаемый профессор?
– спросил Нотгорн, усаживаясь к столу и с заметной неловкостью заправляя салфетку за ворот сутаны. - Спит все. Может, смилостивится бог единый и этим сном вернет разум моему доброму хозяину... А что у вас, ваше благочестие? Удалось вам что-нибудь найти в бумагах хозяина? - Еще бы, ведрис Нагда! Мне посчастливилось обнаружить очень ценные сведения. Надеюсь, что еще сегодня мне удастся вылечить нашего профессора. - Неужели, ваше благочестие! Вот это радость так радость! И не знаю, как вас благодарить за это!.. Кушайте, кушайте, не стесняйтесь! И Нагда с воодушевлением принялась потчевать благочестивого гостя. Нотгорн, пользуясь объемистым желудком аба, ел с отменным аппетитом, не забывая, однако, и про своего заточенного в обезьяну пленника. Он то и дело бросал священнику объедки со стола, словно тот был простой домашней собакой. Аб волей-неволей ловил подачки врага и с жадностью пожирал их, так как был ужасно голоден. В самый разгар трапезы в холле прозвучал звонок. Нагда бросилась открывать. Нотгорн перестал есть и настороженно уставился на двери. Аб тоже затаился под столом. Но вот Нагда вернулась и привела с собой гостью - ведрис Пуару, законную жену аба Бернада. Это было настолько неожиданным и страшным, что аб чуть не совершил роковой промах, за который ему пришлось бы поплатиться жизнью. Он вскрикнул, к счастью невнятно, что-то о боге едином и, выскочив из-под стола, забился в самый дальний угол комнаты. Крик его все восприняли как испуганный визг, а над постыдным бегством огромного орангутанга громко рассмеялись. Лишь Нотгорн погрозил абу пальцем и, поднявшись, развязно поцеловал ведрис Пуару в губы. Затем он усадил ее рядом с собой. Бедный аб дрожал в своем углу, глядя на них, и не знал, что ему делать. Минутами ему хотелось дать волю ярости, броситься на Нотгорна и разорвать его в клочья. Но при этом он понимал, что убить-то ему придется свое собственное тело, а в нем - и ментогены Нотгорна, чем он дважды уничтожил бы для себя возможность вернуться в прежний человеческий облик. Нагда тем временем подала ведрис Пуаре чашку кофе. - Ты обещал вернуться через час, а сам, как видно, окончательно переселился в дом Нотгорна?
– сказала Пуара мужу. - Профессор тяжело болен, Пуара. Я не могу его покинуть в такой беде! ответил Нотгорн. - А при чем тут ты? Ведь ты не врач!.. - Врач профессору не нужен. А вот в духовном утешении он нуждается. Думаю, что пополудни он придет в себя и мне удастся с ним побеседовать. - Значит, к обеду тебя не ждать? - Нет, дорогая, боюсь, что к обеду я не успею вернуться. - Ну что ж, пообедаю одна, - вздохнула Пуара и вдруг, оживившись, вскричала: - Ну и память же у меня! Самое-то главное и забыла! Тебе, аб, телеграмма из Сардуны! Вот смотри! Нотгорн взял у Пуары телеграмму и вне себя от удивления прочел в ней следующее: "Его благочестию абу Бернаду, Ланк. Доехали благополучно, остановились гостинице "Кристалл". Ждем дальнейших указаний. Уважением Канир и Маск". - От кого это?
– с нетерпением спросила Пуара. - От доктора Канира!
– громко ответил профессор Нотгорн.
– Пишет, что остановился в гостинице "Кристалл" и ждет дальнейших указаний... Жаль, что Рэстис Шорднэм до сих пор не приехал, а то бы я оставил на его попечении больного профессора и Кнаппи и немедленно отправился бы в Сардуну, чтобы встретиться с доктором Каниром!.. - Шорднэм уже приехал, ваше благочестие!
– вступила в разговор Нагда, доселе скромно молчавшая. - Приехал?! Вы его видели, ведрис Нагда?! - Конечно, видела. Такой здоровенный бородатый детина. Я его встретила в нашем переулке, когда ходила покупать булочки. Он искал наш дом. Ну мы разговорились, и я велела ему прийти в два часа пополудни, так как ведеор профессор не может теперь его принять... - Это просто замечательно!
– вскричал Нотгорн, потирая от удовольствия руки и забыв на мгновение, что он теперь не профессор, а ланкский аб. Чего же ты молчала, Нагда?! - Я не думала, что вам это будет интересно, ваше благочестие, - холодно ответила Нагда, задетая этим неожиданным "тыканьем", которое она в отношении себя позволяла только своему хозяину. - Я тоже не знала, что ты настолько уже освоился в доме Нотгорна! заметила ведрис Пуара, смерив мужа пристальным взглядом. Нотгорн понял, что дал маху. Кое-как ему удалось объяснить обеим женщинам свою странную оговорку. Вскоре после этого Пуара ушла, причем на прощание сама поцеловала Нотгорна в лоб, а в сторону бедного аба даже не посмотрела. После ухода гостьи Нотгорн быстро покончил с завтраком и, вытерев губы салфеткой, сказал: - Теперь, ведрис Нагда, гоните Кнаппи в сад, а сами займитесь хозяйственными делами, от которых я вас отвлек. Я же попытаюсь помочь нашему дорогому и многоуважаемому профессору Нотгорну, чтобы к приходу Шорднэма он был в полном порядке! Услышав, что ему можно выйти, аб Бернад не стал дожидаться приказания Нагды. Выскочив из своего угла, он огромными прыжками побежал прочь из столовой. Нотгорн проводил его сердитым взглядом, но ничего не сказал.

22

День был в полном разгаре. Солнце подбиралось к зениту и обливало землю потоками горячих лучей. Абу стало жарко и захотелось пить. Он перемахнул через изгородь сада, залег в прибрежных кустах и украдкой напился из речки. Затем он тем же путем вернулся в сад, нашел в нем укромное тенистое местечко, прилег в густую траву и мгновенно заснул. Ему приснился ужасный, дикий сон. Он увидел себя молодым орангутангом в непроходимых зарослях джунглей. На небольшой поляне у него происходил поединок с крупным матерым самцом орангутангом из-за прелестной желто-бурой самочки. У противника была свирепая морда, чем-то неуловимо напоминающая лицо Нотгорна. А самка была похожа на Пуару в молодости. Аб проснулся весь в холодном поту. Кругом было тихо, сквозь листву деревьев голубело небо. Но словно продолжение его кошмарного сна, издали доносились жалобные крики Пуары. Из груди его вырвалось глухое гневное рычание. Он вскочил и метнулся на дерево. Перелетая с ветви на ветвь, он в одну минуту достиг платана, росшего перед самым домом Нотгорна и осторожно раздвинул листья лапами. На площадке перед домом стояла группа людей. Тут были профессор Нотгорн в своем настоящем стариковском обличье (весь заклеенный пластырями), перепутанная Нагда, Пуара, врач в белом халате и двое дюжих санитаров. На носилках покоилось неподвижное тело - тело аба Бернада. Лицо было землистого цвета, глаза закрыты. Лишь могучая грудь чуть заметно колыхалась. "Жив еще, не убили!" - радостно отметил про себя аб и торопливо перевел взгляд на жену. Ведрис Пуара горько плакала и все порывалась к носилкам. Нотгорн и врач сдерживали ее, вполголоса уговаривая и утешая. - Я не верю вам, не верю! Вы погубили его! Совсем недавно он был здоровый и веселый! Я сама его видела! И вот ведрис Нагда тоже видела! Вы отравили его!.. О, мой муж, мой бедный муж, зачем ты ходил в этот проклятый дом?!. Профессор гудел, как надтреснутый колокол: - Успокойтесь, ведрис, и не говорите вздор! У вашего мужа обыкновенный нервный шок. От переутомления! Две недели психиатрической лечебницы, строгая диета, ежедневный электромассаж - и он снова будет здоров! Сейчас я дал ему снотворное, чтобы он не буйствовал и не повредил себе. Ему нужен полный покой и тщательный уход! Дайте же его увезти, не задерживайте доктора! Ведрис Пуара еще что-то возражала, обливаясь слезами, но в конце концов позволила санитарам взяться за носилки и унести их в машину с красным крестом, которая стояла на дороге перед домом. Сама она тоже села в нее, не спуская глаз со своего несчастного мужа. Врач почтительно простился с Нотгорном и занял место рядом с пациентом. Хлопнули дверцы, взревел мотор, и машина умчалась. Профессор и Нагда ушли в дом. Но аб Бернад не спешил покидать свое убежище. Устроившись на развилке сучьев, он принялся наблюдать за домом и улицей. В голове его бродили печальные мысли. Ему фактически не от кого было ждать помощи. Он оказался целиком и полностью во власти ненавистного Нотгорна, и вся жизнь его зависела теперь от злой воли этого проклятого безбожника. Как он жалел, что не направил Канира и Маска прямо в Гроссерию, к его святости Брискалю Неповторимому!.. Сознавая необходимость любой ценой связаться с доктором Каниром, аб в то же время не представлял себе, как это можно сделать в его положении. Бежать? Бежать можно, путь на волю для него открыт. Но орангутангу невозможно пробраться незамеченным через всю Сардунскую провинцию до самой столицы. Его обязательно поймают, затравят собаками или же вернут на расправу Нотгорну. А может быть, привлечь внимание какого-нибудь прохожего и попросить его подать телеграмму от, имени ланкского аба? Но кто заходит в этот безлюдный конец переулка? Однако последняя мысль, хотя и тоже почти неосуществимая, давала все же некоторый шанс, и поэтому, остановившись на ней, аб начал пристально следить за дорогой. Долго переулок был совершенно пуст. В доме Нотгорна тоже царила полная тишина. Но эта тишина не могла обмануть аба. Он был уверен, что ужасный старик не спит, не отдыхает в эти томительные часы сиесты, а, наверное, обдумывает новые козни на погибель абу и всей гирляндской религиозной общине! Вдруг по гравию зашуршали чьи-то тяжелые шаги, сопровождаемые беззаботным присвистыванием. Аб весь подался вперед. Шаги приближались, и наконец в поле его зрения появился прохожий: молодой детина богатырского роста, с кудрявой черной бородой. За плечами его виднелся запыленный дорожный мешок. "Неужели сам Рэстис Шорднэм?!" - подумал аб. Эта мысль наполнила беднягу неожиданной радостью. Да, он был рад теперь даже Рэстису Шорднэму, так как надеялся найти в нем союзника для борьбы с преступным профессором. Незнакомец толкнул выломанную абом калитку и вошел во двор. "Пора!" - подумал аб и быстро соскользнул на самые нижние ветви платана. Скрывшись за стволом, чтобы остаться невидимым из окон дома, он стал привлекать к себе внимание пришельца. - Кса-кса-кса!
– издал он тихие, но отчетливые звуки. Бородатый гигант вздрогнул и осмотрелся по сторонам. Аб Бернад постарался высунуться как можно больше и, вытянув широкие губы, еще громче повторил свой призыв. При этом он махал незнакомцу лапой и делал уморительные гримасы, чтобы привлечь его внимание. Наконец бородач увидел кривляющуюся обезьяну и рассмеялся. Аб стал усиленно манить его к себе, показывая жестами, что надо поскорей и без шума скрыться в саду. Но тут незнакомец расхохотался в полный голос и погрозил обезьяне пальцем. В ту же минуту на крыльце веранды появился профессор Нотгорн. Бедняга аб тотчас же умчался в крону платана и вновь там спрятался. Сердце его готово было разорваться от досады и страха... Старик стоял на крыльце веранды и с торжествующей усмешкой рассматривал гостя. - Шорднэм из Марабраны? - Так точно, ведеор профессор! Рэстис Шорднэм собственной персоной! - Молодец, что пришел!.. Потом, повернувшись в сторону сада, профессор крикнул: - Кнаппи, Кнаппи, ко мне!!! Парализованный страхом, аб поспешно спустился с платана и смиренно приблизился к профессору. Шорднэм разглядывал его с детским любопытством, а профессор нахмурился и опустил правую руку в карман. Аб отлично понял этот жест и весь сжался. - Кнаппи!
– строго сказал Нотгорн.
– Вот ведеор Рэстис Шорднэм из Марабраны, твой новый наставник! Люби его и беспрекословно ему подчиняйся!.. А теперь марш в чулан! Радуясь возможности отдохнуть, подкрепиться и обдумать создавшееся положение, аб Бернад прыгнул на крыльцо и скрылся в доме. А Шорднэма профессор пригласил к себе в кабинет.