23

Положив свой дорожный мешок на ковер, Рэстис с удовольствием погрузился в прохладное кожаное кресло. Профессор расположился напротив него в другом кресле. - Друг мой, - обратился он к Шорднэму, - вы поступаете ко мне на службу в несколько необычной обстановке... - Я знаю, что вы больны, ведеор профессор... - Речь идет не о моей болезни. В моем доме и со мной лично происходят вещи посерьезнее всяких болезней. Я хотел бы знать: согласитесь ли вы, Шорднэм, выполнять временно не только обязанности надсмотрщика при моем орангутанге, но и кое-какие другие работы? - Ведеор профессор, располагайте мной по собственному усмотрению. Я выполню любое ваше задание, если оно не будет выше моих сил и способностей! - Вот и отлично! В таком случае не обессудьте, ведеор Шорднэм, что ваше вступление в должность будет обставлено несколько необычно. Прежде всего вам придется принять ванну!.. - Ванну?! С удовольствием!.. Он с готовностью поднялся, подхватил свой мешок и пошел за профессором в ванную. Через полчаса чисто вымытый, причесанный, со сверкающими кудряшками черной бороды, облаченный в просторный синий халат, Рэ Шкипер появился в холле. Его васильковые глаза под дремучими бровями так и сияли от удовольствия. -Хорош! Очень хорош!
– удовлетворенно прогудел профессор, быстро ощупав Шорднэма своими пронзительными зрачками. - А теперь, друг мой, пойдем слегка закусить. Шорднэм охотно позволил отвести себя в столовую. "Слегка закусить" оказалось настоящим пиршеством. Рэ Шкипер только глазами хлопал да слюнки глотал, наблюдая, как дородная экономка профессора расставляет на столе невиданные блюда и напитки. Сам Нотгорн не сел к столу. Он поудобнее устроился в кресле и, дождавшись, когда Нагда кончит накрывать и уйдет на кухню, сказал: - Ну, ведеор Шорднэм, теперь действуйте! Отпразднуйте вступление в новую должность! Ешьте, пейте, как у себя дома! А я с вашего разрешения немного передохну. С этими словами он прикрыл восковыми веками свои полыхающие глаза и, будто сразу в нем что-то погасло, превратился вдруг в неподвижную мумию. Солнце уже клонилось к закату. По саду протянулись длинные черные тени. Измученная за день Нагда принесла в миске ужин орангутангу Кнаппи. Пока аб ел, она почесывала у него за ухом и тихонько ему жаловалась: - Что-то с нами будет, милый ты мой зверюга! Совсем зачудил наш добрый хозяин. Поит, кормит этого босяка бородатого, словно знатного ведеора. Про работу свою научную толкует ему как равному, и мне послышалось даже, что он отдает бродяге за что-то и дом, и сад, и нас с тобой. Ох, видно, не совсем еще в уме наш ведеор профессор!.. У аба чуть кусок в горле не застрял, когда он услышал такую новость. Неужели Нотгорн задумал сегодня же завладеть телом Рэстиса Шорднэма?! Этим он снова разрушил все надежды и планы аба! А ведь аб рассчитывал, что он успеет предупредить своего надсмотрщика о нависшей над ним угрозе и тем самым привлечь его на свою сторону!.. Напрягши свой острый звериный слух, аб уловил голоса, доносившиеся через двое дверей из столовой. Голоса были возбужденные, громкие, но значение отдельных слов разобрать было невозможно. Аб поспешно доел свой ужин и принялся ласкаться к Нагде, давая ей понять, что ему необходимо прогуляться в саду. Экономка поняла его. - Ну чего ты просишься, дурачок? Не велел тебя хозяин выпускать сегодня! Разве что сам удерешь... Забрав пустую миску, Нагда ушла из чулана, умышленно забыв наложить на двери засов. Пусть прогуляется рыжий красавец, хозяину теперь все равно не до него!.. Подождав, когда Нагда стукнет кухонной дверью, аб Бернад осторожно вышел из своей тюрьмы и аккуратно ее запер...

24

– Курить у вас можно? первое, о чем спросил Шорднэм, когда профессор открыл глаза. - Пожалуйста, курите. Сигареты и сигары в крайнем справа ящике серванта. Не сочтите за труд... - Все в порядке, ведеор профессор! Спасибо за угощение! Шорднэм достал для себя сигареты и вернулся к столу. Вскоре столовая наполнилась ароматным дымом дорогого табака. - Я предупреждал вас, ведеор Шорднэм, что ваше вступление в должность будет обставлено не совсем обычно. После ванны и обеда я хочу вас угостить коротенькой популярной лекцией. Вы способны слушать и понимать? проговорил Нотгорн. - Способен, ведеор профессор! - Отлично... Профессор помолчал, словно собираясь с мыслями. Потом вдруг сорвался с кресла и принялся расшагивать по столовой, скрестив руки на груди. - Отлично!
– крикнул он снова.
– Вы толковый человек, Шорднэм! Я уверен, что вы поймете все до конца! Нотгорн остановился у окна и, глядя на зеленые заросли сада, машинально барабанил пальцами по стеклу. Но вот он резко повернулся к Шорднэму и ожег его черными угольями своих пылающих глаз. - Человек, дорогой мой друг, весьма удивительное существо!
– заговорил он так громко, словно перед ним была целая аудитория.
– Помимо иных похвальных качеств, человек обладает колоссальной, ни с чем не сравнимой гордостью, или, если хотите, колоссальным чувством собственного достоинства. Эта гордость, это чувство обособленного, исключительно высокого положения в мире животных и в природе вообще, это ощущение власти над миром животных и над природой были человеку органически свойственны на самом раннем этапе его перехода из рядового зоологического вида в более совершенный вид антропоидов. Мы знаем, Шорднэм, что в какой-то мере чувство собственного достоинства наблюдается у многих животных, но то животное, из которого впоследствии развился человек, было наделено этим качеством исключительно щедро, Можно без преувеличения сказать, что именно гордость была решающим фактором в процессе очеловечения нашего дикого антропоидного предка. Именно гордость заставила его двигаться по долгому и трудному пути от употребления естественных орудий к созданию орудий искусственных; именно гордость заставила его стремиться к более высоким ступеням превосходства, толкнула его к труду, к творческому преобразованию природы. Вы согласны, Шорднэм, с этим моим утверждением относительно гордости человека? - Согласен, ведеор профессор, хотя и не совсем понимаю, чем же ему было гордиться?! - Как это чем?! Он владел огнем, одевался в шкуры, орудовал сокрушительным каменным топором! Он чувствовал себя подлинным царем природы! Он смело смотрел на окружающий мир и никому не желал подчиняться. В его примитивном крошечном сознании бушевала стихийная радость бытия, размеры которой мы даже представить себе не можем. Это был неистребимый животный оптимизм, который в столь непомерном количестве был присущ только этому виду. Но наступило время наблюдений и обобщений. И первый же шаг через этот важный рубеж, первая попытка самого элементарного обобщения вызвали в темном сознании первобытного человека острый конфликт. Возникло грозное противоречие, разрешить которое могли только знания, а до знаний еще предстояло пройти путь длиною в десятки тысяч лет. Положение создалось поистине катастрофическое: гордость столкнулась с реальной действительностью, которая, как в зеркале, со всей беспощадностью показала человеку его ничтожность и бессилие перед могучими силами природы. Что же было делать? Убить в себе гордость и склониться перед непостижимым? Но это значило растоптать в себе ростки мышления, заглушить проблески сознания и с позором вернуться обратно, в мир животных! Нет, это было неприемлемо для человека. И тогда слабое, неокрепшее сознание, стремясь к самосохранению, само, без подсказки нашло гениальный выход из положения. Оно просто раскололось на две части: на первичное сознание, которое удержало все признаки и качества целого, и на вторичное, которое взяло на себя предохранительные функции. Первобытный оптимизм был таким образом спасен. Царь природы, по-прежнему гордый и самоуверенный, продолжал себя чувствовать титаном, властелином над всем, что не унижало его и не вызывало губительных противоречий. А все загадочное, непонятное, непреодолимое ушло в область вторичного сознания, где приняло черты сверхъестественного, божественного, недосягаемого. Гордость человека допускала поклонение божеству без ущерба для себя, но не смогла бы примириться с капитуляцией перед естественным... Вероятно, вы уже догадываетесь, Шорднэм, к чему я клоню? - Мне кажется, что вы к тому ведете, ведеор профессор, чтобы раскусить очень интересный орешек, то есть объяснить возникновение религии. Или я ошибаюсь? - Нет, вы не ошибаетесь, Шорднэм. Я попытался набросать схематичную и упрощенную картину тех причин, которые вызвали возникновение религии. А теперь слушайте дальше. Было у нашего пещерного предка одно противоречие, которое угнетало его особенно сильно. Гордый исполин, вооруженный каменным топором и жаривший пищу на огне, не мог примириться с мыслью, что перед лицом смерти он столь же бессилен, как и любой из самых ничтожных организмов. Сам убивающий на каждом шагу, он долго видел в смерти иных существ либо мясо, либо избавление от опасности. Но первое более пристальное сопоставление собственной смерти со смертью животных, первая попытка провести в этом некую аналогию нанесли его неприкосновенной гордости жесточайший удар. Гордость пошатнулась от унизительного сходства. Но вторичное сознание поспешило выполнить свою предохранительную функцию, и в результате родилась душа, способная после гибели тела умчаться куда-то в благодатные леса вечной охоты. Религия усложнилась и приобрела один из важнейших своих компонентов - личное бессмертие человека за порогом смерти. Но это не был шаг назад, ибо в результате этой меры гордость человека вновь окрепла. Вторичное сознание продолжало служить для разрядки противоречий, очищало от этих противоречий сознание первичное, открывало ему доступ в более высокие и сложные сферы. Установив таким образом приемлемые отношения с огромной областью непонятных и загадочных явлений внешнего мира, гордый исполин твердой поступью отправился в глубь грядущих тысячелетий за знаниями, за творческими победами, за истиной... Вы все поняли, Шорднэм? - Да, ведеор профессор. Вы хотите сказать, что религия это просто сундук, в который человек складывал до времени все непонятное... - Великолепно сказано! Именно сундук для хранения всего непонятного и противоречащего сознанию человеческому! В свое время этот сундук сослужил человеку отличную службу. Но сейчас он обветшал и опустел. В нем осталось одно-единственное "непонятное", одно-единственное противоречие, из-за которого человечество до сих пор тащит на себе этот неуклюжий архаический ящик. Дело в том, Шорднэм, что человек по всей своей человеческой сути устроен так, что не мыслит себя иначе, как бессмертным. Вторичное сознание, или же религия, тем и отводит опасный заряд противоречия смерти, что дает человеку иллюзорное бессмертие за порогом биологической гибели. Именно эта фикция бессмертия вызвала необходимость разделения человеческой сущности на материальное тело и эфемерную душу, причем душа приобрела главное, решающее значение, так как именно этой частью человек якобы прорывается через смерть и бессмертие. Многие десятки тысяч лет человек таким образом проникал через ворота смерти в вечную жизнь. Жажда бессмертия стала органической частью его сознания, одним из главных признаков его человечности. Необратимость смерти исключала научный эксперимент в этой области и тем самым не только не препятствовала, но, напротив, содействовала врастанию категории бессмертия в сознание человека. Именно поэтому никакое примирение со смертью, никакая капитуляция перед ее закономерностью, никакие компромиссы с нею не могут удовлетворить человека, не могут снять противоречие смерти и восстановить первозданную целостность человеческого сознания. Единственной мерой, способной полностью уничтожить противоречие смерти, можно поэтому считать лишь такую меру, которая разрешит проблему фактического реального бессмертия, иными словами, уничтожит смерть полностью и без остатка, даст человеческому сознанию возможность относительно бесконечной жизни. Но можно ли решить проблему бессмертия, можно ли выявить самый принцип бесконечной жизни? Пятьдесят лет тому назад, Шорднэм, я ответил на этот вопрос утвердительно. А сегодня я могу вам сказать, что принцип относительного бессмертия в нашем реальном мире мною найден. Тем самым найдена возможность ликвидировать мучительную двойственность человеческого сознания и одновременно развеять в прах все религиозные формы, сколько их ни есть на Земле!..

25

Рэстис Шорднэм был глубоко поражен услышанным. Все высказывания профессора он выслушал, правда, внимательно, но скорее по обязанности и из вежливости, чем с настоящим интересом. Заявление же Нотгорна о том, что им найден принцип бессмертия, прозвучало для Шорднэма, как гром среди ясного неба. Первой мыслью было: "Старик спятил!" - но он тут же сообразил, что имеет дело с ученым, имя которого во всем мире произносят с глубочайшим уважением, и немедленно отбросил это нелепое подозрение. Профессор стоял перед ним прямой, высокий, со скрещенными на груди руками и, вонзив в него свой огненный взор, ждал, что он скажет. - Не знаю, правильно ли я вас понял, ведеор профессор, - заговорил наконец Рэстис, взволнованно теребя свою кудрявую бороду.
– Но если вы вправду нашли такое средство, которое избавит человека от смерти, то это, конечно, великое дело... Впрочем, должен вам признаться, лично меня эти вопросы никогда особенно не волновали, и гордость моя нисколько не страдала, если я думал порой о неизбежности смерти. Мне кажется, ведеор профессор, что люди привыкли умирать и не видят в этом большой беды. Другое дело наладить хорошую жизнь и прожить ее так, чтобы не было обидно. А бессмертие?.. Вы, конечно, слыхали про Гух-Норб? Это такая человеческая помойка, прилепившаяся к Марабране. Ну скажите, ведеор профессор, зачем бессмертие тем беднягам, которые уже докатились до Гух-Норба? Им бы хоть с десяток лет пожить по-человечески, и на том спасибо!.. - Нет, Шорднэм, вы неправы, вы смотрите слишком просто!
– с воодушевлением возразил Нотгорн, очень довольный тем, что тема заинтересовала бородатого гиганта.
– Ваши социальные идеи делают вам честь. Но это лишь часть проблемы. Подумайте вот о чем. Человек создал собственный сложнейший мир, которого не существовало в природе, - мир своих духовных интересов. Все полнее уходя в этот мир, человек чувствует себя в нем хозяином и властелином. Здесь он сам бог и творец. Он мыслью проникает в бесконечность времени и пространства. Он открывает законы мироздания и создает вещества, неведомые природе. Он воздвигает и неустанно дополняет сокровищницу эстетических ценностей. Он строит города и чудо-машины. Он проникает на дно океана, в недра планеты, в загадочные бездны космоса. Наконец, он создает новые моральные, духовные ценности и ставит их выше жизни. Он готов уже поверить в свое всемогущество, несмотря ни на что. Но бывают минуты, Шорднэм, когда человек горько оплакивает свое ничтожество, бессилие и отчаяние. Смерть не находит отклика в его сознании, и любое напоминание о ней поднимает в нем бурю самого решительного протеста. Смерть со всеми ее внешними атрибутами - трауром, торжественной музыкой, пантеонами, надгробными памятниками - вызывает чувство покорности и благоговения лишь у тех, кто еще влачит на себе ветхий сундук религии. У тех же, кто в гордости и свободомыслии своем отшвырнул это притупившееся оружие вторичного сознания, нет и не может быть согласия со смертью. Вместо покорности верующих - "бог дал, бог взял" - в людях неверующих поднимается яростный протест, гнев, бунт, хотя и бессильный, но глубоко справедливый. Уход из жизни человека, накопившего за семь-восемь десятилетий огромные духовные богатства, способного дать обществу еще много и много ценного, исторгает из сознания человека яростное "почему?". Лишенное адресата, это "почему" повисает в воздухе, как горький риторический вопрос, и остается в сознании, как ядовитое вещество. И это понятно. Умерший человек, даже если он оставил потомству огромный и ценный плод своего труда, уносит с собой бесчисленные неповторимые богатства: свой талант, свой опыт, свое мастерство, свои знания, навыки, идеи, мечты... Для спасения этих богатств я и предпринял свой пятидесятилетний труд. Уверенность в возможности сохранить эти богатства в сочетании с беззаветным творческим трудом на благо человека устранят необходимость во вторичном сознании, отнимут у трупа религии последние живительные соки... Теперь вам понятно, Шорднэм, насколько важно человеку обрести бессмертие? - Понятно ли мне? Да, теперь мне это понятно!
– вскричал Рэстис, уже всерьез увлекшийся беседой с ученым.
– Но ведь сохранить эти самые богатства, про которые вы говорите, совсем не значит сохранить самого человека! Какое же это бессмертие?! Нотгорн невольно улыбнулся горячности своего молодого слушателя, который вначале отверг необходимость бессмертия, а теперь так категорически за него вступился. - Погодите, Шорднэм, не волнуйтесь. Вы опять все упрощаете. Вам если скажешь "бессмертие", то непременно подавай его в самом что ни на есть конкретном виде, чтобы человек жил всегда со своей бородой и персональными мозолями. Но не надо забывать, что сознание человека, будучи компактным целым, состоит по сути дела из множества признаков, которые являются продуктом общественного порядка и не могут рассматриваться как индивидуальная собственность отдельной личности. Это своего рода коллективное накопление ценностей, которые складываются в форме личности и которые только вместе с данным организмом дают индивидуальное сознание. Жизненные функции можно продлить до двухсот и даже трехсот лет, но, по непреложным законам нашей биосферы, отдельный организм должен рано или поздно состариться и умереть. Со смертью организма перестает существовать и сознание. Но что останется смерти от этого сознания, если у нее вырвать все его признаки? По сути дела ничего, кроме износившихся тканей. О чем же жалеть?' - Но ведь эти ткани и были человеком!!! - Не совсем. Представьте себе старый, источенный червями бочонок, содержащий превосходное вино. Бочонок и вино составляют одно целое, однако ценность их несоизмерима. Рачительный хозяин переливает отличное вино в новый крепкий бочонок, а старый сжигает. Стоит ли ему жалеть о том, что он нарушил этим единство старого бочонка с вином? Не стоит, ибо ценность этого единства относительна, а ценность самого вина безусловна. Вино в новом бочонке создаст новое единство, еще более совершенное, чем прежнее. Так обстоит дело и с сознанием человека... - Позвольте, ведеор профессор! А кого вы подразумеваете под словом "хозяин"? - Хозяин - это человеческое общество, которое само по себе и так бессмертно. Вас это устраивает? - Пожалуй, да... - В таком случае я буду продолжать. Долгое время человек представлялся физиологам, так сказать, сплошным бочонком, а содержимое, это наше вино, представлялось просто одной из функций. Пятьдесят лет назад я задался целью найти в бочонке драгоценное вино и нашел его, Шорднэм! Я обнаружил в мозгу микроскопические клетки необычной структуры. Я назвал их ментогенами, так как они-то и оказались носителями всех решающих признаков человеческого сознания. Но я не только обнаружил вино, я изобрел и способ, как переливать его в новые сосуды. Я создал прибор ментранс, с помощью которого можно производить обмен ментогенами между двумя организмами. Опыты над животными дали блестящие результаты. Однако этого было мало. Необходимо было проверить все на человеке. На днях мне удалось осуществить такой эксперимент, но... В общем, пока что я не знаю причин этого явления. Вместо передачи признаков сознания у меня получилась передача всего сознания целиком. То ли ментранс недостаточно тонко работает и вместе с ментогенами захватывает и другие клетки мозга, то ли самый процесс усвоения организмом новых ментогенов сопровождается у человека временной заменой личности - не знаю. Так или иначе, но пока что у меня получилось то, что сторонники религии без стеснения назвали бы переселением душ! - И эти люди живы, ведеор профессор?! - К сожалению, не оба... - Как?! Одного из них вы убили вашим экспериментом? - Что вы, Шорднэм! Разве я похож на убийцу? Один из них был просто больным стариком, которому оставалось жить считанные часы. Он умер вскоре после эксперимента, но сознание его до сих пор живо в другом объекте опыта. - А где он, этот другой? - Он сбежал от меня... Впрочем, будет лучше, если я расскажу вам всю эту историю подробно. И Нотгорн рассказал Рэстису Шорднэму обо всем, что произошло в его доме за последнюю неделю. Он умолчал лишь о единоборстве с абом Бернадом, в результате которого настоятель ланкского храма бога единого оказался заточенным в тело орангутанга. Профессору не хотелось в самом начале производить на Шорднэма впечатление чудовищного колдуна, а сознание аба в теле обезьяны - такой табак даже для этого могучего бородача мог оказаться слишком крепок.

26

После того как профессор Нотгорн обрисовал свое положение, в столовой надолго воцарилась тишина. Рэстис Шорднэм курил частыми затяжками и глядел в сторону, стараясь осмыслить все услышанное и сделать правильные выводы. Эксперимент, в результате которого произошло переселение сознания из одного человека в другого, никак не укладывался у него в голове. Это казалось слишком уж жестоким и бесчеловечным. В конце концов решить все эти сомнения могло только продолжение разговора с Нотгорном. И Шорднэм обратился к профессору с самым простым вопросом, какой только мог возникнуть при таких обстоятельствах: - Что же вы думаете делать, ведеор профессор? Нотгорн ответил не сразу. Он привычным жестом поглаживал свой голый коричневый череп и испытующе смотрел на бородатого гиганта. Наконец Нотгорн, взвесив все за и против, решил высказаться напрямик. - Я рассчитываю на вашу помощь, Шорднэм!
– сказал он твердо. - Чем же я могу помочь вам?
– искренне удивился Рэстис. - Сможете, если, конечно, захотите. - Но каким образом, ведеор профессор?! - Мне необходимо, Шорднэм, отыграть у врагов время. Месяц, две недели, а возможно, и того меньше. После этого я стану для них неуязвим. Я уверен, Шорднэм, что в Ферноле Бондонайке восстановится его собственное сознание. Но пока оно не восстановилось, он представляет собой опасный аргумент против меня. Если я не сдамся на милость Гроссерии - а я не намерен ей сдаваться ни под каким видом!
– церковники возбудят против меня скандальный судебный процесс и выдвинут на нем Маска-Бондонайка в качестве неопровержимого доказательства моей вины. Мне нужно скрыться, но скрыться так, чтобы я имел возможность свободно передвигаться, наблюдать за Бондонайком и продолжать свою работу. Для этого мне нужен верный человек, который согласился бы обменяться со мной ментогенами, иными словами, предоставить мне для временного пользования свое тело... Человек, в которого попадут мои ментогены, не будет обижен. Он унаследует от меня не только дом с садом, автомобиль и два миллиона суремов в наличности, но и все признаки моего сознания, то есть неизбежно превратится в продолжателя моего дела. Как видите, Шорднэм, я полностью с вами откровенен. А теперь подумайте и скажите, как вы лично отнеслись бы к такому предложению. Густые брови Рэстиса сомкнулись над переносицей, в голубых глазах зажглись огоньки. - Ведеор профессор, ни один человек не предлагал еще другому такую сделку! - Вы считаете ее неприемлемой? - Нет, вы неправильно меня поняли. Я считаю ваше предложение невероятным, небывалым, но вполне приемлемым. Вы сказали, что дадите два миллиона суремов и гарантируете... - Я ничего не гарантирую, Шорднэм! И напрасно вы ухватились прежде всего за эти два миллиона. Вы удивляете меня! Согласившись на операцию, вы идете на серьезный риск! Вы можете потерять свою молодость или даже умереть вместо меня позорной смертью по приговору суда! Как же тут можно хвататься за деньги?! Подумайте, Шорднэм! - Вы, кажется, отговариваете меня, ведеор профессор? - Нет, я просто хочу, чтобы вы знали, на что идете!.. Профессор разволновался и снова принялся ходить взад-вперед по столовой. Рэстис следил за ним, пряча в усах улыбку. - Напрасно вы так расстраиваетесь, ведеор профессор, - оказал он, спокойно попыхивая сигаретой.
– Меня в вашем предложении интересуют именно эти два миллиона суремов. И я нисколько не стыжусь этого. С двумя миллионами суремов можно устроить Куркису Браску и компании великолепную припарку в виде массовой забастовки! Вот почему я ухватился за ваши миллионы. Я люблю жизнь, ведеор профессор. Но там, где, рискнув одной жизнью, можно спасти тысячи жизней, нечего раздумывать. Как видите, я в самом деле очень расчетливый человек... - Вы... вы благородный человек, ведеор Шорднэм! Простите меня за резкость! - Ничего! Давайте лучше приступим к делу. - Правильно. Давайте приступим. Нотгорн подсел к столу в отличном расположении духа. - Скажите, Шорднэм, родные у вас есть? - Есть, ведеор профессор, всякие двоюродные или троюродные, да я и сам их толком не знаю. - Ну а жена, невеста, любовница есть? - Была невеста, теперь нет. Как потерял я работу, так она от меня и отказалась. - Бывает... Ну а в Ланк вы, конечно, одни пришли? - Как один?! Черт меня побери, ведеор профессор, я совсем забыл про Арсу!
– вскричал Шорднэм.
– Сегодня вечером она будет ждать меня на площади у храма! - Кто такая эта Арса? Кем она вам приходится? - Да собственно, никем, ведеор профессор... Встретился я с ней на днях в Паэрте, в придорожном трактире, и шел вместе с ней до самого Ланка. Она девушка молодая, смышленая и собой ничего, только странная какая-то. Иной раз мне даже кажется, что она помешанная. - Почему? - Да заговаривается она, ведеор профессор, и вообще ведет себя не так, как полагалось бы цыганке и гадалке. Эта девушка ко мне сильно привязалась, и я не могу ее оставить. - Ладно, Шорднэм, пусть будет Арса. Даю вам слово, что сам приведу ее сюда!.. А теперь, если не возражаете, перейдемте ко мне в кабинет и составим договор по всей форме. Рэстис поднялся и пошел вслед за профессором из столовой. Когда они подходили к двери, от нее с другой стороны бесшумной тенью метнулся орангутанг. Он в несколько прыжков промчался через весь коридор и скрылся в темном холле.

27

Конец разговора в столовой абу Бернаду удалось подслушать. Но когда Нотгорн увел Шорднэма к себе в кабинет, дальнейшая слежка стала невозможной. Двери кабинета были плотные, обитые кожей. Покрутившись перед кабинетом, аб выскочил на веранду, оттуда во двор и обежал вокруг дома. Ему без труда удалось найти нужное окно. С этой стороны особняка оно одно светилось в наступающих сумерках. Однако вскоре свет в кабинете погас, а через некоторое время осветились два соседних окна. Аб бросился к дому и забрался на карниз. На окнах были простые шторы с довольно широкими прорезями, и аб увидел внутренность знакомой лаборатории и профессора с Шорднэмом. Благодаря открытой форточке он мог не только видеть, но и слышать все происходящее. Нотгорн приказал Шорднэму сдвинуть вместе два операционных стола. Шорднэм быстро выполнил его приказание. Когда столы были сдвинуты, профессор поставил в изголовье ментранс и подключил его к розетке в стене. Внешне прибор напоминал пирамиду из нескольких поставленных один на другой дисков разных размеров. Самый верхний был не больше блюдца, и в него была ввинчена красная контрольная лампочка. Тонкие серебристого цвета трубки соединяли прибор с двумя странными касками из пластмассы. Закончив все приготовления, профессор Нотгорн приказал Шорднэму лечь на стол лицом вниз. - Раздеваться не нужно?
– взволнованно спросил Рэстис. Профессор лишь отрицательно покачал головой. Бородач взгромоздился на стол и лег, как было приказано. Профессор закрепил на его голове каску. Потом он обнажил его левую руку и сделал укол одним из заранее приготовленных шприцев. Шорднэм даже не вздрогнул. После этого профессор нажал на приборе кнопку и поспешно улегся на другой стол, закрепив у себя на голове вторую каску. Укол самому себе он сделал уже лежа. Через минуту его рука, сжимавшая шприц, безжизненно повисла. Шприц из нее выпал и воткнулся иглой в пол... Тем временем где-то внутри прибора зародилось и начало постепенно нарастать спокойное равномерное гудение. Прошло минут пять. Внезапно в ментрансе что-то хрустнуло, и в тот же миг вспыхнула красная контрольная лампочка. Тонкие серебристые трубки дрогнули и выпрямились. Мерное гудение внутри прибора перешло в резкий свист, который продолжался долго, минут пятнадцать. Потом красный свет погас, в приборе снова хрустнуло, и свист перешел в прежнее мягкое гудение. Две неподвижные фигуры - громоздкая в синем халате и худая, длинная в белом - лежали в одинаковых касках лицом вниз и не подавали ни малейших признаков жизни. Сумерки за окном медленно сгущались. Прошло полчаса, а может быть, и больше. Во всяком случае у аба совсем затекли ноги от неудобного сидения на карнизе. Но он не хотел покидать своего наблюдательного поста и, как зачарованный, смотрел на жуткую сцену, разыгравшуюся в светлой лаборатории. Наконец один из лежавших пошевелился. Кто же это? Ну конечно, Рэстис Шорднэм! Он моложе, его организм крепче. Вот он вздохнул полной грудью и открыл глаза. Яркий свет на мгновение ослепил его, но он быстро оправился и осторожно приподнялся. Усевшись на столе, он нашарил застежки шлема и снял его с головы. Лицо его искривилось от боли, с губ сорвался хриплый стон. Но все же он нашел в себе силы слезть со стола и нажать кнопку ментранса. Гудение в приборе прекратилось, наступила полная тишина. Болезненно морщась, Рэстис Шорднэм направился к одному из белых шкафов. Выдвинув ящик, он уверенной рукой извлек из него коробочку и вытряс себе на ладонь две таблетки. Подойдя к рабочему столу профессора, он налил из графина воды в стакан и принял лекарство. Потом он сел за стол и уронил на руки свою черную лохматую голову. - Спокойно, друг мой, спокойно...
– пробормотал он и замер... Длинное тело профессора Нотгорна, вытянутое, безжизненное, все еще лежало на столе с каской на голове. А Рэстис, казалось, совсем уснул за столом. Прошло еще несколько томительных минут. Наконец Шорднэм поднялся. Васильковые глаза его, до этого мутные и усталые, теперь прояснились и заблестели, черты лица разгладились, затвердели. Это был снова прежний Рэ Шкипер - самоуверенный, спокойный здоровяк. Твердой и легкой походкой подошел он к профессору Нотгорну и ловко снял с него каску. Смотав шнуры и трубки, он убрал прибор в один из шкафов. После этого он занялся самим профессором. Бесцеремонно перевернув его на спину, он с минуту всматривался в его мертвенно бледное, мумиеобразное лицо, приподнимая веки глаз. Затем он схватил руку профессора, очевидно с намерением пощупать пульс. Лохматые брови его при этом насупились, по лицу скользнула тень тревоги. - Не время еще, не время! Держись, Рэстис Шорднэм!
– сказал он, да так громко, что сам вздрогнул от неожиданно сильных звуков своего голоса. После этого, подхватив старика на руки, словно маленького ребенка, бородатый гигант понес его прочь из лаборатории... Только теперь аб понял, что операция удалась, что в тело Рэстиса Шорднэма переселилась душа профессора Нотгорна. Ждать было больше нечего. Горько вздохнув, аб Бернад спустился с карниза и в совершенно подавленном состоянии поплелся в свой чулан...

28

Теплый майский вечер заключил профессора Нотгорна в свои душистые объятия. Все вокруг казалось полным колдовского значения и непреодолимого очарования. Он ощущал в себе такую полноту крепкой, несокрушимой жизни, что ему хотелось петь и кричать от восторга. Жадно набрав полную грудь воздуха, он заставил себя идти по переулку к центру города. И тотчас же нашел огромное удовольствие в быстрых и легких движениях своего нового, непривычно большого и мускулистого, но при этом такого гибкого и послушного тела. И это удовольствие казалось никогда прежде не испытанным, новым и радостным. Ноги сами несли его вперед, даже не ощущая тяжести окованных ботинок, и профессору казалось, что он не идет, а мчится по воздуху. В переулке было темно. Лишь кое-где светились окна. Почуяв чужого, лениво забрехали собаки. И все было приятно профессору Нотгорну: и лай собак, и темный переулок, и усыпанное звездами небо. Вскоре быстрые ноги вынесли его на улицу с душистой аллеей черешен, а потом и на площадь, скудно освещенную фонарями. На площади было еще довольно людно. Под сумрачными лоджиями гуляла парочками молодежь. В двух-трех ресторанах еще горел свет. Из распахнутых настежь дверей и окон доносилось звяканье стеклянных кружек, звуки музыки и возбужденные голоса подвыпивших ланкских обывателей. На профессора никто не обратил внимания. В своем новом обличье он был совершенно чужим в этом городе. Громко цокая подковами ботинок по брусчатке, он наискось пересек площадь и приблизился к темной громаде храма бога единого. Вокруг не было ни души. - Ушла! Не дождалась!
– вполголоса проговорил Нотгорн, и в сердце его шевельнулось горькое разочарование. Уже ни на что не надеясь, он стал медленно двигаться от колонны к колонне в полумраке высокого портала. Перед входом в храм он остановился. Никого. Вдруг ему послышалось, будто сверху донесся всхлипывающий вздох. Он легко взбежал по ступеням к самым железным дверям храма и там, в углу, скорее почувствовал, чем увидел, силуэт сидящей женщины. Она прикорнула прямо на каменных плитах и тихонько плакала. - Арса!
– ласково окликнул ее профессор, но девушка не отозвалась. Шагнув ближе, профессор наклонился над ней и коснулся рукой ее мягких волос. - Арса, это ты? - Да, да, это я!
– она тряхнула головой, стараясь сбросить ласкающую руку. Голос ее прерывался от рыданий.
– Где ты был, Рэстис?! Я жду тебя тут уже целых два часа!.. Никогда не думала, что ты такой бессердечный!.. Ты еще хуже Материона!.. - Что ты говоришь, Арса? Кто такой Материон?..
– озадаченно спросил профессор. Арса вскочила, как разжавшаяся стальная пружина. - Разве я не говорила тебе о Материоне, Рэстис?! - Возможно... Я не помню... Но не в этом сейчас дело. Давай воздержимся пока от излишних эмоций, Арса...
– бормотал Нотгорн, совершенно растерявшись. - Как ты сказал? Воздержимся от эмоций?! Ты никогда не употреблял таких слов, Рэстис! Ты что-то скрываешь от меня! Я начинаю снова подозревать, что ты и есть Материон!.. Тут Нотгорн вспомнил о том, что, по словам Шорднэма, Арса очень странная девушка, что она часто заговаривается. Он взял себя в руки и решил на выпад ответить выпадом. - Ты сама, Арса, что-то скрываешь. Ты выдаешь себя за цыганку, а говоришь, как образованная девушка. Кто такой Материон, говори правду! Все твои прежние объяснения сплошная выдумка!.. - Не надо, Рэстис, не требуй этого сейчас! Потом, когда-нибудь, я все расскажу тебе... Скажи лучше, что случилось с тобой? Почему от тебя пахнет лекарствами?
– взволнованно зашептала Арса прямо в лицо Нотгорну и ухватилась обеими руками за воротник его блузы. - Не бойся, моя хорошая, ничего страшного не случилось. Пойдем со мной и все узнаешь...
– шепнул он в ответ, весь вдруг затрепетав от ее близости. - Раньше ты называл меня цыпленком... - Ты и есть мой милый цыпленок... Через всю площадь и по черешневой аллее они прошли молча. И лишь когда пришлось свернуть в темный переулок, Арса вдруг остановилась. - Рэ, ты в самом деле стал какой-то другой, будто тебя подменили! сказала она тихо. - А что, хуже стал или лучше?
– засмеялся Нотгорн. - Не знаю... Только я боюсь за тебя. Ты стал каким-то чужим, непонятным! У тебя появилась какая-то тайна! - Не бойся, Арса. Тайны все когда-нибудь раскроются, и мои и твои! Крепко прижав к себе ее локоть, он повел ее дальше по переулку. Вот они подошли к калитке с выломанным замком. Нотгорн толкнул ее и ввел Арсу во двор. Цветы на обочинах каменной дорожки испускали тонкий нежный аромат. Нотгорн открыл входную дверь. Ощупью, не включая свет, пробрался он со своей спутницей через темный холл, мимо дверей кабинета, в котором спал на диване старик Рэстис Шорднэм, прямо к себе в спальню. Здесь он все также в темноте раскинул постель и подвел к ней Арсу. - Ложись и спи спокойно! Утром сама разберешься, что к чему... - А ты, Рэстис, не бросишь меня тут?
– спросила она робко. - Конечно, нет. Я буду тут, поблизости. Утром мы с тобой обязательно увидимся и обо всем поговорим. Спи, цыпленок! Арса прониклась к нему таким доверием, что не стала ни о чем больше расспрашивать. Она с удовольствием забралась под одеяло и быстро погрузилась в сон... Устроив Арсу, профессор Нотгорн прошел к себе в кабинет, где при свете настольной лампы еще раз осмотрел спящего на диване старика: послушал сердце, пульс, измерил температуру. Состояние Шорднэма не внушало никаких опасений. Удовлетворенный осмотром, профессор оставил в покое свое спящее тело и подошел к сейфу. К бумагам он не прикоснулся. Лишь из верхнего ящика вынул пачку денег и сунул себе в карман. После этого, прихватив с собой дорожный мешок Рэстиса Шорднэма, профессор Нотгорн покинул свой дом и ушел по направлению к железнодорожной станции. Незадолго до полуночи он сел в ночной экспресс, который шел в Сардуну...

29

Очнувшись от сна, Рэстис не спешил открывать глаза. Во всем теле он чувствовал страшную усталость, словно его избили накануне палками. Голова разламывалась от боли, во рту пересохло, свинцом налитые веки не хотели подниматься. "Неужели я заболел?" - с тревогой подумал он. Но эту мысль тотчас же вытеснила другая, еще более тревожная. Вспомнилось все вчерашнее: купание, обед с коньяком, беседа о религии и бессмертии, лаборатория, укол... "Сон это был или не сон?!" - охваченный страхом, размышлял Рэстис. В памяти всплыли новые подробности: договор об обмене телами, два миллиона суремов... Наверное, он так вчера набрался коньяку, что ему черт знает что померещилось!.. Успокоившись, он раскрыл глаза. Сквозь щели в жалюзи пробивались веселые солнечные зайчики. Разгоралось чудесное весеннее утро. Рэ Шкипер сощурился от света и невольно поднял к глазам руки. Из груди его тотчас же вырвался хриплый вопль. Вместо огромных сильных рук он увидел две хилые старческие кисти с синими прожилками. Как перебитые, упали эти страшные чужие руки назад на диван, а все длинное худое тело Шорднэма забилось в судорожных рыданиях. - Охмурил проклятый старик! Всучил договор! Отнял мое тело!
– всхлипывал он, охваченный безнадежной тоской. В коридоре послышались тяжелые шлепающие шаги. Раздался стук в дверь. Но Шорднэм на него даже не обернулся. Он был целиком во власти своего неслыханного горя. Стук повторился, потом раскрылась дверь, и в кабинет вошла Нагда в переднике и с косынкой на голове. Лицо ее пылало гневом, глаза метали молнии. - Ведеор профессор! Украдкой вытерев слезы, Рэ Шкипер обернулся и устремил на экономку грустный взор. - Ведеор профессор! Я двадцать лет прослужила вам верой и правдой и никогда не позволяла себе ничего такого! Извольте мне объяснить, что происходит в нашем доме, или же я немедленно беру расчет и уезжаю! - Где происходит?.. Что? В чем дело?..
– растерянно пробормотал Рэстис. -И вы еще спрашиваете?!
– все более распаляясь, вскричала Нагда.
– У самих в спальне на холостяцкой постели спит какая-то цыганка-потаскушка, а они еще спрашивают, в чем дело! Стыдно, ведеор профессор, в вашем преклонном возрасте!.. -Цыганка? Где? Покажи!
– взволнованно произнес Шорднэм и, кряхтя, поднялся с дивана. - Извольте, коли вы не помните, кого ночью принимали! Нагда двинулась вперед, Рэ Шкипер, в измятом после сна белом халате, зашагал на своих длинных ногах вслед за ней. Распахнув дверь в спальню, Нагда патетически воскликнула: - Вот она красавица! Полюбуйтесь! В постели профессора, еще не опомнившаяся после сна, непричесанная и измятая, сидела Арса и с ужасом глядела на вошедших незнакомых людей. -Арса! Арцисса! Как ты сюда попала?!
– радостно гаркнул Рэ Шкипер своим резким металлическим голосом и бросился к своей подруге с распростертыми объятиями. Но Арса с воплем ужаса уклонилась от такой фамильярности. Она отпрянула от жуткого старика, забилась в самый угол постели и на всякий случай заслонилась подушками. - Рэстис! Рэстис! Рэ! Помоги! Где ты, Рэстис?!
– кричала она в отчаянии на весь дом. Рэстис вспомнил о своей новой внешности, и им овладела бешеная злоба. Он вспомнил, как встретился с дородной экономкой вчера в переулке и как она потом накрывала для него стол. Она все знала! Она сообщница Нотгорна! Она могла предупредить, могла рассказать обо всем еще тогда, в переулке! Это она во всем виновата!.. Глаза Шорднэма сузились от ярости. В его положении ему просто необходимо было сорвать на ком-нибудь гнев, отвести сердце, и ни в чем не повинная Нагда оказалась тут для этого весьма кстати. - Гадина! Бестия! Если ты хоть раз еще попадешься мне на глаза, я разорву тебя в клочья! Марш в свою комнату, пока цела, или я за себя не ручаюсь!!!
– заклокотал Рэ Шкипер, брызгаясь слюной, и, воинственно подняв сухонькие кулачки, длинный, белый, страшный, как привидение, двинулся на бедную экономку. - Боже единый, опять припадок!..
– пятясь к двери, проговорила Нагда и, повернувшись, со всех ног ударилась бежать на кухню. Разделавшись с ненавистной экономкой и удовлетворив этим свою жажду мщения, Рэстис снова направился к своей подруге. Но Арса глядела на старика с таким ужасом, словно это был по меньшей мере людоед. Стоило Рэстису сделать к ней один шаг, как она принималась пронзительно визжать на весь дом и биться в своем углу, как пойманная птица, призывая на помощь своего друга. Шорднэма это быстро утомило. Он устало опустился в кресло. Арса из своего угла зорко следила за каждым его движением. Убедившись, что жуткий старик не собирается на нее нападать, она несколько успокоилась и, осмелев, первой заговорила с ним: - Я уже знаю, кто вы такой. Вы профессор Нотгорн. Это к вам поступил Рэстис Шорднэм на службу. Но не думайте, что вы можете обращаться со мной, как с той полной женщиной, которую вы выгнали! Я вам не позволю этого! Я не какая-нибудь девушка с улицы, чтобы вы сразу тыкали мне и бросались ко мне со своими объятиями! Может быть, Рэстис Шорднэм вам сказал, что я цыганка, но даже он не знает, кто я такая! Ему я не сказала, а вам скажу, чтобы вы держали себя, как подобает воспитанному человеку! Я дочь профессора Пигрофа Вар-Доспига, главного научного консультанта его святости гросса сардунского!.. А теперь, ведеор профессор, извольте мне сказать, где мой друг Рэстис Шорднэм, а потом соблаговолите удалиться, чтобы я могла одеться! - Кто ты, кто?..
– вытаращив глаза, растерянно проговорил Рэстис. - Я дочь профессора Вар-Доспига, Арцисса Вар-Доспиг! А теперь скажите мне, где Рэстис Шорднэм, который ночью привел меня в эту комнату и оставил здесь одну?! - Я Рэстис Шорднэм! - Вы, ведеор профессор?!. - Да, я, я, я! Я Рэстис Шорднэм из Марабраны! Я Рэ Шкипер! Это я вчера пришел вместе с тобой в этот проклятый городишко наниматься сторожем обезьяны! Это я с тобой закусывал в трактире "У Старой Липы"! Это я уговаривал тебя остаться со мной в Ланке и ждать меня вечером на площади у храма бога единого! Это я... Заговорив о своем несчастье, Рэстис Шорднэм уже не мог остановиться. Сбиваясь и путаясь, он принялся торопливо рассказывать Арсе о своем вчерашнем приключении. И странное дело, по мере того как он вспоминал отдельные подробности своего знакомства с профессором Нотгорном, продолжительную беседу с ним, заключение договора и приготовления к операции, к нему постепенно возвращалось душевное равновесие. Речь его становилась все увереннее и спокойнее. В конце концов рассудок его полностью одержал верх над инстинктом. Он понял, что никто его не обидел, не обманул, что профессор Нотгорн предложил ему честную сделку, а он добровольно принял ее. Свой рассказ Шорднэм закончил в совершенно ином тоне, чем начал. Он стал прежним Рэ Шкипером - самоуверенным, слегка насмешливым, полным настоящего чувства собственного достоинства и философского спокойствия. В первые минуты Арсу охватило отчаяние, и, обливаясь слезами, она тоже поведала Рэстису историю своего побега из отцовского дома, рассказала о кибернетическом Материоне и о работе отца над раскрытием секрета бессмертия. Но, излив душу и вытерев слезы, она вновь обрела прежнюю решимость и заявила своему безмерно удивленному другу, что готова бороться за него не на жизнь, а на смерть. Шорднэм, однако, чувствовал себя еще слишком слабым для того, чтобы немедленно пускаться в какие-то новые предприятия. Предоставив Арсе право распоряжаться в доме по ее усмотрению, он удалился в столовую, чтобы обдумать создавшееся положение.

30

Аб Бернад метался по своему темному чулану, скуля, как от зубной боли. Он слышал, как Шорднэм выгнал Нагду из спальни, слышал отчаянные вопли Арсы и понял, что бывший марабранский токарь не может быть доволен своей новой физической оболочкой. Да могло ли быть иначе? Ведь потерянную молодость не возместят никакие миллионы!.. Почуяв, что в Шорднэме он приобрел сильного союзника для борьбы с Нотгорном, аб решил ему открыться. Но тут-то на него и напали всяческие сомнения. Открыться нетрудно. Но вдруг Нотгорн неожиданно вернется?! Вдруг он только для отвода глаз покинул свой дом, а сам где-нибудь затаился и наблюдает за поведением аба?! Впрочем, нет, не может быть! Нотгорн ушел. Нотгорну нужно ведь скрыться, бежать подальше! Он не будет околачиваться вокруг дома. Он уже далеко. Может быть, он уехал в Марабрану, а там сядет на пароход и уплывет за границу?! Нужно действовать! Нужно действовать! Нужно открыться Шорднэму! Прочь все страхи и колебания! О повелитель вселенной, помоги своему верному служителю, благочестивому абу Бернаду! Ашем табар!.. Аб Бернад вышел из чулана и, бесшумно ступая своими кривыми лапами, направился в столовую. Нагда все еще отсиживалась на кухне, а энергичная Арса хлопотала в спальне. Как аб и ожидал, в столовой был один Рэстис Шорднэм. Он сидел за неубранным со вчерашнего дня столом и пил пиво. Когда аб вошел, Рэ Шкипер посмотрел на него с откровенным любопытством, но не сказал ни слова. По-видимому, он решил, что не стоит затрагивать этого хотя и дрессированного, но все же весьма опасного лесного гиганта. Ухватившись лапой за один из стульев, аб осторожно отодвинул его и присел к столу. Шорднэм улыбнулся и погладил свой череп характерным жестом Нотгорна. У аба от этого жеста мороз побежал по коже и вздыбилась шерсть на загривке. Но он тотчас же овладел собой и сказал хриплым гортанным голосом: - Будьте столь добры, ведеор Шорднэм, налейте и мне стакан пива! Рэ Шкипер вздрогнул от неожиданности и уставился на орангутанга с безмерным удивлением. Ему не верилось, что именно зверь обратился к нему с человеческой речью. На всякий случай он даже осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, нет ли в комнате еще кого-нибудь. Пришлось абу повторить свою просьбу, глядя старику прямо в глаза. - Черт меня побери, эта обезьяна умеет говорить!
– пробормотал Рэ Шкипер в превеликом изумлении, но все же откупорил бутылку и наполнил еще один стакан пенистым напитком. - Пей, Кнаппи!
– сказал он ласково.
– Хоть ты и животина, но, видно, любишь пиво и умеешь вежливо попросить его!.. Аб Бернад с удовольствием осушил бокал и проскрежетал: - Благодарю вас, ведеор Шорднэм... - Ого! Ты не только умеешь говорить, но даже знаешь мой секрет! Как ты узнал, что я не профессор Нотгорн, а твой наставник Рэстис Шорднэм? У тебя что, инстинкт настолько развит или что?.. - Я все знаю, ведеор Шорднэм... Помните вчера, когда вы пришли, я пытался заманить вас в сад? - Помню, Кнаппи, как же! Ты был просто уморителен в тот момент! - Согласен, что я был смешон, но не в этом теперь дело!.. Ведеор Шорднэм, я должен вам открыться! Я в такой же мере орангутанг, в какой вы девяностолетний старик. Я одна из жертв проклятого Нотгорна. Разрешите представиться, аб Бернад, настоятель местного храма бога единого!.. Не дав Рэ Шкиперу опомниться, аб торопливо рассказав ему всю историю своего столкновения с Нотгорном. Под конец он даже всхлипнул и пустил слезу. Но реакция Шорднэма на его страшный рассказ была совершенно для него неожиданной. Старик принялся хохотать, как сумасшедший, и лупить себя при этом по тощим ляжкам. - Ой, не могу! Ой, убил! Ой, совсем зарезал!!!
– орал он сквозь смех. Ведь это же!.. Ведь такое надо придумать! Почтенного аба загнать в обезьяну!.. Ай да Нотгорн! Ай да ученый! За такой отличный анекдот ему все можно простить!.. Арса! Арса! Поди сюда, крошка моя! - Что вы!
– испугался аб.
– Зачем вы ее зовете?! Ведь я же видите в каком виде!.. - Берите мой халат! Рэстис великодушно снял с себя измятую белую хламидину и набросил ее на лохматые плечи орангутанга, сам оставшись в одной рубашке и брюках. Прибежала Арса. Увидев в столовой обезьяну, она ахнула и округлила свои выразительные черные глаза. - Рэ, кто это?! - Это тот самый орангутанг, сторожить которого я нанялся!.. Впрочем, вру! Теперь это не орангутанг, а благочестивый аб ланкского прихода! Прошу любить и жаловать! - Не говори глупости, Рэ! Обезьяна не может служить в храме бога единого! - Может, ведрис Арцисса!
– проговорил аб в сильнейшем волнении.
– Впрочем, что я говорю! Конечно, не может! Но ваш друг сказал правду. Я действительно настоятель местного прихода аб Бернад!.. Выслушайте меня, ведрис Арцисса! Вид говорящей обезьяны, едва прикрытой белым халатом, привел Арсу в великое смущение. Она скорее упала, чем присела на нотгорновское кресло, лишившись на время дара речи. Аб Бернад воспользовался этим и пересказал еще раз свою удивительную историю. Он рассчитывал снискать расположение девушки и довольно-таки преуспел в этом намерении. Арса, уверенная в том, что профессор Нотгорн великий, но злой гений, нисколько не удивилась перевоплощению аба и от всей души ему посочувствовала. Рэ Шкипер тоже теперь не смеялся. Но он ошеломил свою подругу и аба Бернада по-другому. Отпив из стакана несколько глотков пива, он сказал: - Вы настаиваете, друзья мои, на том, что профессор обманул меня. Я не могу этому поверить. Но допустим на минуту, что вы правы. Что от этого меняется? Я слышал по радио Гионеля Маска. Это просто здорово! Правильно сделал Нотгорн, что спас от смерти такой талант. Да и со мной он, пожалуй, поступил правильно. Профессор Нотгорн двигает вперед большую науку. Я верю, что он всерьез решил уничтожить по всей земле эту заразу, именуемую религией. Не пыхтите, аб, это правда! Поэтому Нотгорн имеет право продлить свою жизнь любой ценой. Он делает это не для себя лично, а для всех!.. - Ты просто сумасшедший человек, Рэстис Шорднэм!
– вскричала Арса.
– Разве можно отказываться от молодости, от жизни ради чьих-то научных достижений?! Ты обо мне хотя бы подумай! Или ты и от меня решил отказаться для того, чтобы Нотгорн осуществил свои бредни?! Нет, если ты человек, если ты дорожишь мной хоть немного, ты поедешь в Сардуну, разыщещь негодяя Нотгорна и отберешь у него свое тело! Пусть он достает себе второго идиота, вроде бедного Фернола Бондонайка!.. Собирайся, Рэ! Чемоданы у меня уже уложены, а денег у нас вообще больше чем нужно! - Ну что ж, ехать так ехать. Раз ты так хочешь. Устрою пока перевод нотгорновских миллионов в Марабрану, а дальше будет видно...
– сразу согласился Рэстис и пошел переодеваться. Воспользовавшись отсутствием Шорднэма, аб Бернад наскоро дал Арсе необходимые инструкции. Он убедил ее, что в Сардуне они с Шорднэмом должны остановиться в гостинице "Кристалл". Там Арса разыщет доктора Канира и Гионеля Маска. Им она расскажет о новых преступлениях Нотгорна и передаст категорический приказ аба: немедленно связаться с Гроссерией и просить управы на зарвавшегося безбожника...