Шрифт:
– Только так ей можно помочь, – присоединяется Пенни.
– Ты должен, если любишь, – кивает ее сестра. Я взвел курок.
– Отлично!
– Давай! Одно мгновение – и все! Ничего и почувствовать не успеешь.
– Это не больно.
– Возьми дуло в рот.
– Ну пожалуйста, ради нас всех!
– Ради Аделаиды!
– Давай!
– Скорее!
– Пока смотришь на него, уже давно бы сделал и освободился!
– И боль пройдет!
– И никаких больше убийств!
– Ты все сразу забудешь!
– Чего тебе ждать?
– Приставь его к виску!
– Давай, вперед! Ну давай! Ну давай! Ну давай! Пожалуйстааа! – всхлипываю я, дрожащей рукой поднося револьвер к лицу. – Пожалуйста! Ну пожалуйста! Сделай это наконец...
Вода.
Она льется по лицу, попадая в рот и глаза, и просачивается сквозь одежду. И свет – болезненно яркий, очень неприятный. Я поднимаю руку, чтобы заслониться от воды и света, но это не помогает. Кажется, это душ. Пытаюсь дотянуться до кранов, но не могу – резкая боль в голове мешает двигаться.
Боже мой, неужели я выстрелил в себя?
Ощупываю голову и лицо – вроде бы все цело. Пытаюсь встать и обнаруживаю, что я здесь не один.
– Ну и видок у тебя, – говорит кто-то. Я с мучительным трудом открываю глаза и вижу перед собой Крейга. Он качает головой.
– Вв... выключи вв... воду, – прошу я. – Вв... весь про... мок.
Какой молодец этот Крейг – шел мимо и решил выручить меня. Но кто же сунул меня под эту воду?
– Готов для холодненькой?
Острая боль пронизывает все тело, я начинаю замерзать. Меня бьет крупная дрожь, боль уже трудно переносить, я плачу. Мне никогда еще не было так плохо. Вдруг вода кончается, и я внезапно понимаю, как прекрасна бывает жизнь. Как хорошо, когда нет этой мерзкой холодной воды. Хорошо. В первый раз за последние несколько дней мне становится хорошо.
Следующие несколько часов я помню плохо. Крейг вливал в меня кофе – кружку за кружкой, почти насильно. Виски он вылил в раковину. Я умолял его дать мне глоток, пока в бутылке хоть что-то еще осталось, но вместо этого он сделал сандвич с яйцом, к которому я боялся подойти ближе, чем на три метра.
Лишь к вечеру я немного пришел в себя и смог разговаривать.
– Как она? Ты узнавал?
– Да. Состояние стабильное, но без сознания и... сам понимаешь, – сделал он неопределенный жест.
Аделаида пострадала очень сильно. Переломы рук, ног и позвоночника, а также тяжелое сотрясение мозга, так что она пока даже не подозревает о своем несчастье.
Слабое утешение.
– Можешь упиться до смерти, но ничего этим не добьешься, – вздохнул Крейг. – Держи себя в руках, ты ей нужен. А если случится самое худшее, то смирись и живи дальше, а то получится, что та машина убила сразу двоих. Какой смысл?
– Какой смысл мне жить?
– А в чьей жизни есть смысл? В моей уж точно нет, ну и что? При чем здесь смысл? Жизнью надо наслаждаться. Я понимаю, что тебе совсем не это хочется сейчас слышать... Постарайся быть хоть немного эгоистом, не принимай все так близко к сердцу.
– Ты прав, – прервал его я.
– Я знаю.
– Нет, ты прав в том, что мне не хочется это слушать.
Крейг глубоко вздохнул и наморщил лоб.
– Извини, старик... Еще кофе?
– Иди к черту!
– Может, пожрешь?
Я молча покачал головой.
– Хочешь, закажу пиццу? Может, хоть кусочек откусишь. Тебе нужно подкрепить силы.
– Зачем? Я сейчас ничего не делаю.
Крейг не нашелся что ответить и сменил тему.
– Слушай, я просто помираю с голоду! Давай я закажу две большие пиццы со всякой начинкой, и если тебе будет много, сам доем?
Я так и не понял, действительно ли он был голоден или просто хотел накормить меня. В конце концов, чтобы избежать лишних разговоров, я позволил ему делать все, что он захочет. Само собой, когда парень с пиццей постучал в дверь, денег у Крейга в карманах не оказалось, и платить пришлось мне. Как и следовало ожидать, мои попытки проглотить хоть кусочек закончились полным провалом.
Мне вспомнилась Анджела в первые недели после смерти ее матери. Ну да, вы правы – убийства. Она так же обезумела от горя, как и я сейчас, не могла ни есть, ни спать и постоянно плакала. Я тоже тогда ел пиццу и пытался кормить ее но безуспешно. Интересно – это просто совпадение, или пицца вообще считается средством для лечения пессимизма? Поразмышляв немного на эту тему, я вдруг устыдился. Стоит ли думать о такой ерунде, когда Аделаида лежит при смерти? Однако сознание не желало подчиняться, и мне приходилось одергивать себя снова и снова. Крейг сидел перед телевизором и жевал пиццу.
– Хочешь последний кусок? – спросил он, не отрывая глаз от "Симпсонов".
– Я и первого-то не хотел, – отмахнулся я. Через двадцать минут он довольно рыгнул.
– Ну и наелся же я! Больше ничего не лезет. Мы долго сидели, переключая каналы и выбирая что-нибудь посмешнее. Я снова вспомнил Анджелу – как она смеялась над "Мистером Бином". С удовольствием бы посмотрел, но его нигде не показывали. Анджеле было легче – время шло и понемногу отдаляло от нее смерть матери. У меня все по-другому. Аделаида не умерла, она лишь ранена, и мне предстоит длинный, а то и бесконечный кошмар угрызений совести и горьких сожалений. Может, ей лучше было умереть? И мне заодно?