«Да кому это интересно! Прошлый век, более того — средневековье! И песенки ваши, и тем более инструменты!.. Какие-то пищалки, дудки дурацкие! Ни силы, ни космической мощи, сплошные сопли!» — загомонили юнцы. Две-три девицы громко захохотали. Элитарная молодёжь воспитывалась в понятии, что права их юных свободных личностей — священны и неоспоримы. То есть им априори дано неотъемлемое право любым способом, какой они сочтут нужным, выражать старшим своё мнение. Если же это кого-то задевает и оскорбляет — тем хуже для оппонентов!..

Бенци пожал плечами: «Как хотите. Мы думали, вам будет интересно послушать и нашу любимую музыку. Сколько мне известно, ваши родители её любили в дни нашей молодости, когда нас, религиозных и светских, музыкальные пристрастия и интересы не разделяли. Мы были готовы постараться приобщиться к вашей новейшей струе…

Несмотря на то, что тут у нас маленькие дети, которым ни к чему звуки… э-э-э… космической мощи и силы… над-мелодичность и над-ритмичность. Это же избыток шумовых эффектов». Бенци печально и задумчиво гладил по голове худенькую светловолосую девочку, которая робко прильнула к нему, удивлённо и немного испуганно поглядывая по сторонам похожими на чёрные маслины глазами; это была его младшая дочь Шилат.

Прозвучал голос Пительмана, в котором смешались фанфарические и визгливые интонации, впрочем, последние явно преобладали: «Что-о?! Нам хотят навязать нечто унылое, отжившее и замшелое?!» Левый глаз стоявшего сбоку и несколько сзади Арпадофеля пронзительным, недобрым странно-слепящим прожектором молочно-белёсого оттенка забегал по лицам расположившихся тесной группой религиозных лулианичей, как бы считывая их себе на память.

«Вот уж не знал, что предложить и навязать — одно и то же!» — иронически заметил высокий седоватый мужчина средних лет в чёрной вязаной кипе, стоявший рядом с Бенци. Это был его близкий друг Гидон Левин.

Религиозные лулианичи вплотную занялись устройством своих мест для мангалов, более не обращая внимания на Кобу и гневные выплески его ярости.

Продолжая злобно сверкать глазами, Коба отошёл к Мезимотесу, который тревожно поглядывал по сторонам: ему совершенно не был нужен скандал на Дне Кайфа.

Казалось, будто к Минею подкатил колобок, только что спрыгнувший из пышущей жаром печи. Тим с интересом наблюдал за ними, изредка с ироническим торжеством косясь в сторону правого склона Лужайки.

Миней с выражением озабоченности предупредительно склонился к Кобе, а тот вытянул шею к его уху и тихо шепнул: «Придётся взять на заметку тех, кто выступает против общего мангала, против струи и силонокулла. Обрати внимание: на них совершенно не действуют мои речи, мои интонации! Даже помощь Тимми ничего не дала!.. А глазищи у этого Дорона! Ты обратил на них внимание? Непросто с ним будет, ох, непросто! Похоже, он у них главарь… Ты понимаешь, Миней, насколько это серьёзно? Да это же антистримерство в чистом виде!» Мезимотес, слушая повизгивающий шепоток Арпадофеля, задумчиво качал головой, глубокомысленно потирая подбородок. Потом проговорил: «Я бы на вашем с Тимми месте, Кобушка, не начинал прямо с давления на людей. И для ярлыков время ещё не пришло. Вот уж кто меня удивил, так это наш Тим: он же был всегда такой мягкий, нежный мальчик… Я очень на него рассчитывал: если что, именно он смягчит ситуацию. Я хотел постепенно, нежно, деликатно. Так сказать, предложить — и всё.

Понимаешь? А те, кто не хочет — ну, что с ними поделаешь!.. Значит, в другой раз!

Тебе это надо — начинать знакомство с народом со скандала? Это может только навредить нашему общему делу. Я тоже был неправ. Надо и мне было быть тоньше и деликатней, не задевать их чувств!.. Не время, ох, не время, Коба, для задуманного нами большого общего мангала…» — «Но я же был уверен, что мой голос сам по себе на вашу публику подействует — так было всегда!.. И посмотри: многие всё-таки испугались. Значит, не зря я применил мою опробованную методику!» — «Слушай, Коба. Ведь угишотрия уже запущена, работа идёт полным ходом! Так к чему гнать волну!.. Техника сделает дело быстрее и эффективнее. Пока что можно тонко и ненавязчиво попенять им на препятствия, которые они создают объединению коллектива. Это действует! Тимми, ты, пожалуйста, поговори с Офелией… Ты же у нас обаятельный! А сам — больше ни-ни! Понял?» — «Да… но… Меня этот Бенци просто выводит из себя…» — оправдывался Тим. — «У тебя совсем не те задачи!

Забыл, что ли?» — «Ладно, больше не повторится, шеф…» — потупился Тим. — «Ну, что ж! Поработаем!» — зловеще усмехнулся Арпадофель. От ослепительного темно-жёлтого сверкания его круглого глаза даже ко всему привычный Мезимотес поёжился.

Группа религиозных лулианичей расположилась на правом склоне Лужайки, спускающемся к морю. Мужчины и мальчики, сложив привезенные сумки на землю возле женщин и детей, распаковали их и тут же принялись собирать и складывать кирпичи для самодельных мангалов. Женщины и девочки занялись подготовкой мяса с салатами.

Несколько женщин и девочек занялись выпечкой пит. К ним, как на весёлый аттракцион, сбежалась детвора. Кто-то из подростков включил магнитофон, из которого тут же понеслись зажигательные мелодии хасидского рока.

Светские лулианичи облегчённо вздохнули, решив, что конфликт, затеянный (в этом ни у кого не было сомнений!) таинственным и жутковатым Куби-блинком с непонятной целью и поддержанный зачем-то обаяшкой Тимми, на какое-то время заглох. Они устроились с привычным комфортом на удобной и более приспособленной для мангалов просторной левой стороне Лужайки. Каждая семья или две-три семьи вместе, занимали для себя столики, раскладывали свои припасы, устанавливали и разжигали свои фирменные мангалы.