Шрифт:
– Север-III.
– Четверть мили. Как мы… О, господи! Конечно! Это Линия Шепота. Я всегда думала - выдумки… А она существует…
– Что ж, пора, - пробормотал Фойл.
– Чертовджант.
– Фойл, не смей! Послушай меня. Это чудо.
– Чудо?
– Акустический феномен… такое случается в пещерах… Каприз передачи звука… Старожилы называют это Линией Шепота. Я им не верила. Никто не верит, но это правда! Мы на разных концах Линии Шепота. Мы можем разговаривать. Мы можем строить планы. У нас есть надежда. Мы можем спастись.
Ее звали Джизбелла Мак Куин. Она была вспыльчива, умна, образована и независима. Жофре Мартель пять лет назад начал лечить ее от бандитизма. Джизбелла гневно-шутливо поведала Фойлу о том, как она бросила вызов обществу.
– Ты не знаешь, что джантация принесла женщинам, Гулли. Она заперла нас. Отправила назад в сераль.
– Что такое сераль?
– Гарем. Место, где содержат женщин. Через тысячу лет развития цивилизации мы снова - собственность. Джантация так угрожала нашей добродетели, нашему достоинству, нашей чести, что нас заперли как золотые слитки в сейф. Нам закрыты все дороги. Это страшный тупик, Гулли, и из него нет выхода. Остается только плюнуть на все и идти напролом.
– Зачем это тебе, Джиз?
– Свобода нужна мне как воздух, Гулли. Я хочу жить своей собственной жизнью, а общество заковало меня в кандалы и обрекло на смирение.
– И она поведала ему все мрачные и трагические подробности своего бунта: Слабохарактерное Вымогательство, Каскадный Шантаж, Новобрачное и Похоронное Ограбления и другие.
Фойл рассказал ей о «Номаде» и «Ворге», о своей ненависти и своих планах, но не сообщил Джизбелле ни о своем лице, ни о двадцати миллионах в платиновых слитках, скрытых в поясе астероидов.
– Что случилось с «Номадом»?
– спросила Джизбелла.
– Верно ли то, что говорил тот человек, Дагенхем? Его уничтожил крейсер Внешних Спутников?
– Мне не понять. Сказано - не помню, ты.
– Очевидно, взрыв вызвал у тебя амнезию, а шесть месяцев одиночества и мук усугубили потерю памяти. На корабле не осталось ничего ценного?
– Нет.
– И Дагенхем ни о чем не упоминал?
– Нет, - солгал Фойл.
– Значит, у него была иная причина упрятать тебя в Жофре Мартель. Зачем-то ему нужен «Номад»… Не пытаться взорвать «Воргу» - это глупость. Только дикий зверь грызет захлопнувшийся капкан. Сталь не виновата.
– Не пойму, о чем ты. «Ворга» прошел мимо.
– Кару заслужил мозг, Гулли. Тот мозг, который устроил западню. Выясни, кто находился на борту «Ворги». Узнай, кто приказал уйти. И накажи его.
– Да-а. Как?
– Думай, Гулли. Голова, сообразившая, как сдвинуть «Номад», как из ничего собрать адскую машинку, должна найти способ. Но никаких бомб!
– Думай! Разыщи кого-нибудь из экипажа «Ворги». Он назовет остальных. Выследи их, узнай, кто отдал приказ и покарай его. На это требуется время, Гулли… время и деньги, много денег, больше, чем у тебя есть.
Они часами переговаривались по Линии Шепота. Голоса слышались слабо, звучали как будто у самых ушей. Лишь в определенном месте каждой камеры можно было услышать собеседника. Вот почему они не сразу обнаружили это чудо. Теперь они наверстывали упущенное время. Джизбелла учила Фойла.
– Если нам когда-нибудь удастся выбраться из Жофре Мартель, мы будем вместе. Я не могу довериться безграмотному человеку.
– Кто безграмотный?
– Да, ты, - решительно заявила Джизбелла.
– Мне приходится все время разговаривать на уличном арго.
– Я умею читать и писать.
– И все… то есть, кроме голой силы - ты нуль.
– Говори толком, ты, - рассвирепел Фойл.
– Я и говорю толком. Что проку от самого лучшего резца, если он тупой? Надо заточить твой разум, Гулли. Надо дать тебе образование.
Он покорился. Он понял: она права. Надо знать гораздо больше не только для того, чтобы выбраться, но и для поисков «Ворги». Джизбелла оказалась дочерью архитектора, получила блестящее образование. Она муштровала Фойла, вбивала в него знания с циничным опытом пяти лет тюрьмы. Иногда он бунтовал против тяжелого труда. Тогда по Линии Шепота кипели яростные, но тихие споры. Затем, в конце концов, он просил прощения и вновь покорялся. Иногда Джизбелла уставала от наставлений. И они просто разговаривали и мечтали.
– Мне кажется, мы влюбляемся друг в друга, Гулли.
– Мне тоже так кажется, Джиз.
– Я старая карга, Гулли. Мне сто пять лет. А ты как выглядишь?
– Кошмарно.
– То есть?
– Лицо.
– Это романтично. Один из тех загадочных шрамов, украшающих настоящих мужчин?
– Нет. Ты увидишь, когда встретимся мы. Неправильно, да, Джиз? Просто: «когда мы встретимся».
– Молодец.
– Мы ведь встретимся однажды, Джиз?
– Скоро, я надеюсь, Гулли.
– Далекий голос Джизбеллы окреп.
– А теперь пора за работу. Надо готовиться.