Незамужняя тетка Сталки прислала ему две книги с надписью «Любимому Арти в день его шестнадцатилетия», Мактурк сказал, что их нужно заложить, а Жук, вернувшись из Байдфорда, бросил их на подоконник пятой комнаты и сообщил, что Бастабл может дать девять пенсов за обе.

– «Эрик, или Мало-помалу» почти такая же скучища как «Сент-Уинифред». И потом, обойдется твоя тетя. И к тому же у нас практически кончились патроны, дорогой Арти.

Сталки попытался встать, чтобы сцепиться с ним, но Мактурк уселся Сталки на голову, называя его «мальчик, чистый сердцем», и сидел так, пока не был объявлен мир. Поскольку у них была большая задолженность по латинской прозе, поскольку был солнечный июльский день и поскольку они должны были пойти на матч по крикету, то они решили возобновить свое интимное и мучительное знакомство с книгами.

– А, вот! – воскликнул Мактурк. – «Порка ужасно подействовала на Эрика. Он не испытывал ни раскаяния, ни сожаления» – отметь это себе, Жук, – «а стыд и яростное негодование. Он горел...» О, несчастный Эрик! Давай посмотрим то место, где он собирается выпить.

– Подождите-ка. А вот еще один пример. «Шестая, – говорит он, – это образцовая школа из всех частных школ». Но и эта школа, – Сталки постучал по позолоченной обложке книге, – не может избавиться от пьянства и воровства среди учеников, которые выкидывают по ночам малышню из окон и вообще... и вообще делают что захотят. Боже! Что мы упустили, надо было поступать в Сент-Уинифред!..

– Мне очень жаль, что мальчики моего класса так мало интересуются соревнованиями, – мистер Праут, если хотел, мог двигаться совершенно бесшумно, хотя, по мнению мальчишек, это не относилось к числу достоинств. Он без стука (еще один грех) распахнул дверь их комнаты и подозрительно взглянул на них.

– Мне очень жаль, что вы валяетесь в комнате.

– Мы были на улице все время после обеда, – устало произнес Мактурк.

Одно соревнование похоже на другое, а их «забавой» на этой неделе была стрельба по кроликам из тренировочных пистолетов.

– Я совершенно не вижу мяча. У меня на тренировке разбились очки. Я играл бы еще хуже, чем малышня, сэр.

– Видимо, ваше призвание еда. Еда и пиво. А почему вас троих совершенно не интересует честь школы?

Они столько раз слышали эту фразу, что она навязла у них в зубах. «Честь школы» была слабым местом Праута, и они знали, как зацепить его за живое.

– Если вы прикажете нам спуститься, сэр, конечно же, мы пойдем, – произнес Сталки с убийственной вежливостью.

Но Праут был настороже. С ним уже происходило подобное на одном из матчей, когда на виду у всех посетителей эта троица стояла около получаса, и подкупленная малышня показывала на них как на жертв тирании Праута. А Праут был человеком ранимым.

В бесконечных мелких союзах, образующихся в учительской, друзья-преподаватели Кинг и Макрей внушали ему, что спасение в играх, и только в играх. Мальчишки, которые не привлечены к игре, потеряны для общества. Нужно приучать их к дисциплине. Сам по себе Праут был благожелателен, но он никогда не был предоставлен сам себе, и мальчишки с дьявольской проницательностью молодости всегда знали, кому они обязаны за его рвение.

– Нам спуститься вниз, сэр? – спросил Мактурк.

– Не хочу приказывать вам то, что любой благоразумный мальчик сделал бы с радостью. Мне очень жаль, – и с этими словами он удалился, пошатываясь с неясным ощущением, что бросил доброе семя на бесплодную почву.

– А какой смысл в том, что он предложил? – спросил Жук.

– Да он свихнулся. Кинг пилит его в учительской за то, что он не может держать нас в узде, Макрей бормочет о «дисфиплине», а бедный Топотун сидит между ними и пот льет с него градом. Я слышал на днях, как Оки (дворецкий в учительской) говорил в подвале об этом Ричардсу (прислуге Праута), когда я пришел разжиться у них хлебом, – сказал Сталки.

– И что же сказал Оки? – спросил Мактурк, отбрасывая «Эрика» в угол.

– Он сказал: «Да разве ж они были б такими, если б не эти болтуны. Половина из них считает, будто у нас и ушей нет. Говорят про старого Праута, что он там сделал или не сделал со своей ребятней. А как же они станут хорошими, если ему достается». Вот так сказал Оки, а Ричардс страшно разозлился. У него за что-то зуб на Кинга. А знаешь почему?

– Потому что Кинг говорит о Прауте в классе, делая намеки и все такое, только половина ребят такие ослы, что даже не понимают, о чем он говорит. А помнишь, он говорил про «легкомысленный класс» во вторник? Он имеет в виду нас. Говорят, что он высказал совершенно ужасные вещи своим ученикам, высмеивая Праута.

– Ладно, мы здесь не для того, чтобы влезать в их дрязги, – сердито сказал Мактурк. – Кто пойдет мыться после переклички? Кинг устроит перекличку на крикетном поле. Пошли. – Турок схватил соломенную шляпу и направился к выходу.