– Воистину, о, Турок. Слаще меда словеса.

– Поэтому наши преподаватели должны отличаться от преподавателей в других школах, вы так не считаете? Мы же отличаемся от других школ.

– И мне говорил один парень, что в результате это приводит к тому, что над тобой начинают по-всякому издеваться, – сказал Жук.

– Да, должен сказать, что вам-то точно необходимо уделять много времени. – Преподобный Джон окинул всю компанию критическим взглядом. – А вам никогда не казалось, что вас манит суеты избитый путь [90] и что вы требуете слишком много внимания?

– Не совсем... летом, может быть. – Сталки с довольным видом посмотрел в окно. – Мы не очень связаны границами, и по большей части нас предоставляют самим себе.

– Например, я ведь сижу здесь, в вашей комнате, и сильно нарушаю ваши планы, да?

– Нет, падре не нарушаете. Садитесь. Не уходите, сэр. Вы же знаете, мы всегда вам рады.

В их искренности можно было не сомневаться. Преподобный Джон вспыхнул от удовольствия и снова забил трубку.

– И мы хорошо знаем, где находится учительская, – торжествующе произнес Жук. – Вы случайно не проходили через нижние спальни вчера вечером после десяти, сэр?

– Я ходил выкурить трубку с вашим преподавателем. Нет, ни о каких впечатлениях мы с ним не говорили. Я срезал путь, пройдя через ваши спальни.

– Сегодня утром я почувствовал запах табака. Ваш табак крепче, чем у мистера Праута. Я сразу это понял, – сказал Жук, покачивая головой.

– О, небеса! – рассеянно проговорил преподобный Джон.

– Прошло несколько лет, прежде чем Жук понял, что падре отдавал дань уважения скорее его невинности, чем наблюдательности. Всю ночь по длинным светлым спальням без внутренних дверей преподаватели ходили в гости другу к другу, ведь холостяки, в отличие от женатых, засиживаются обычно допозна. Жук никогда не предполагал, что в этом патрулировании была какая-то логика.

– А если говорить о запугивании, – вернулся к теме преподобный Джон, – то вам всем несладко пришлось в младших классах, так ведь?

– Ну, мы тогда тоже были совсем не сахар, – сказал Жук, спокойно опуская период с одиннадцати до шестнадцати. – Боже мой! Что за хулиганы тогда были... Фэрберн, Болтун Манселл и вся эта шайка!

– Помнишь, когда Болтун назвал нас «три слепых мышонка», а мы должны были встать на шкафчики и петь, а он швырял в нас чернильницы? – сказал Сталки. – Вот они действительно были хулиганами!

– Но сейчас, конечно, уже ничего такого нет, – успокоил Мактурк.

– Вот тут вы ошибаетесь. Мы все склонны говорить, что все в порядке до тех пор, пока не обидят нас. Мне иногда интересно, исчезнет ли когда-нибудь у нас издевательство над другими?

– У малышни это часто случается, а в старших классах больше зубрежки перед экзаменами. Поэтому голова у них занята в основном другими вещами, – сказал Жук.

– Ну? Что вы думаете? – спросил Сталки, наблюдая за лицом капеллана.

– У меня есть некоторые сомнения, – произнес тот и вдруг взорвался: – Честное слово, для трех неглупых мальчиков вы не очень наблюдательны. Мне кажется, что на прошлой неделе, когда вы ходили на занятия в класс, вас настолько поглотила забота о своем преподавателе, что вы совершенно не заметили того, что происходило у вас под носом.

– А что, сэр? Я... я клянусь, мы ничего не видели, – произнес Жук.

– Тогда я рекомендую вам присмотреться. Когда малыш хнычет в углу, одежда на нем похожа на тряпки, он никогда не выполняет задание и печально известен всему колледжу как самое грязное «пугало» в колледже, то значит, что-то где-то не так.

– Это Клуер, – вполголоса сказал Мактурк.

– Да, это Клуер. Он приходит ко мне заниматься французским. Это его первый семестр, и он совершенно подавлен, как это было и с тобой, Жук. Он не очень сообразителен от природы, но его почти довели до состояния полного идиота.

– Нет. Они все прикидываются глупыми, чтобы к ним меньше приставали, – сказал Жук, – Я-то знаю.

– На самом деле я никогда не видел, чтобы его кто-нибудь бил, – сказал преподобный Джон.

– Настоящие хулиганы не делают это публично, – сказал Жук. – Фэрберн не прикасался ко мне, если кто-то мог его увидеть.

– Не хвастайся, Жук, – сказал Мактурк. – Нам всем досталось в свое время.

– Но мне было хуже всех, – сказал Жук. – Если вам нужен авторитет в области издевательств, падре, приходите ко мне. «Штопор», «расческа», «ключ», «костяшки», «качалка», «агу-агу» и все прочее.

– Да, ты мне нужен как человек, пользующийся авторитетом, но скорее для того, чтобы остановить это... Мне нужны все вы.

– А как же Авана и Фарфар, [91] падре... Харрисон и Крей? Они любимчики мистера Праута, – сказал Мактурк с некоторой горечью. – Мы-то даже не помощники старост.

– Я подумал об этом, но поскольку большинство издевательств происходит по недомыслию...

– Ничуть, падре, – сказал Мактурк. – Издевательство как издевательство. Они знают, что делают. Они планируют их на уроках, а потом, в комнатах, реализуют все на практике.