— Вы еще Архимеда с его ванной вспомните! — тут же прерывал меня Антон. — Как раз в том-то все и дело, что граница времени и пространства существует! И с наибольшей отчетливостью эта граница явлена в России.

Такая схоластика выводила меня из себя.

— Ну и где же проходит эта ваша граница? — язвил я.

— В том-то и дело, что она подвижна. Как поршень или как мембрана. Устойчивей всего по Уралу и по Кавказу. Хотя иногда она проходит и по Москве… Но тогда это уже трещина, куда проваливается время.

— То есть как проваливается??

— Нормально. Век или два.

— Позвольте, но это противоречит всякому здравому смыслу, не говоря уж о физических законах!

— А что физические законы?.. Они не всюду действуют.

— Как такое может быть?

— Но ведь лейтенант Эванс, можно сказать, на моих глазах провалился! Вы видели хоть раз, как трескается лед? Кто знает, может, время — это глыба, а не течение…

Тут уж я выходил из себя, что достаточно мучительно для англичанина.

Антон же успокаивался и говорил удовлетворенно:

— У вас потому и физические законы действуют, что человеческие соблюдаются. Вы все до ума доведете.

Уж как мне нравились эти его кальки с русского: довести до ума, свести с ума… Меня он сводил с ума, но без всякого насилия — вот что изумительно.

— Да, — примирительно вздыхал он, — беда стране, в которой закон не действует, а применяется.

— Вы кого это имеете в виду?! — Я готовился отразить нападение.

— Россию, конечно. У вас-то все в порядке. У вас пре-це-дент соблюдается…

— В России, что ли, прецедентов нет?

— У нас все — прецедент. Поэтому и не учесть его.

— Кем же он у вас в таком случае применяется?

— Кто?

— The Law, I meen.

— А-а, вот ты о чем!.. На чьей стороне закон? А на стороне власти!

— А что же тогда у вас власть?

— Самая разнузданная форма страсти.

— Passion??

Антон пускался в рассуждение об иерархии чувств (вертикали власти), но мне уже хватало, я отказывался понимать и отправлялся спать, так и не постигнув, почему у нас чувств не пять, а семь, как нот или цветов в спектре.

— Россия — это вовсе не отсталая, а преждевременная страна.

— Как так? Она же уже есть?

— Может быть, есть, а может быть, нет.

— Как так??

— Хотя бы потому, что она впрок, а не поперек.

— Вы хотите сказать, вдоль?

— Ну вдоль. Какая разница… Главное, зачем мы так много земли захватили, если не впрок? До Калифорнии дотопали. Могли вашу Канаду прихватить… Легко! Да только уже и позабыли, куда возвращаться… вот и повернули назад. Вот уже и Аляску отрыгнули. А — жаль. Вам бы еще куда ни шло, а то — американам!

— И что же вы теперь будете со всей этой территорией делать, куда вам столько??

— Чья бы корова мычала…

— Вот ду ю мин бай cow?

— А то, что сами захватили полмира и грабите его по-черному.

— Ю мин blacks?

— Про негров я даже не говорю, это вообще позор! А мы вот со своей землей ничего не делаем, она у нас про запас, на будущее. Потому я и сказал впрок. Вот, как золотишка впрок намоем, так и Аляску с Индией выкупим. Переплатим, конечно… Но уж такие мы, нерасчетливые.

— По вашей логике, Антон, получается, что как раз самые расчетливые! Да кто вы вообще такие, русские? Татары? Монголы?

— Ну уж нет. Я Скотту так объяснял, что русские — это неполучившиеся немцы, неполучившиеся евреи и неполучившиеся японцы. Вместе взятые. Полтора человека.

— Why Japaneese??

— Потому что.

— Потому — что?

— Because. Because You`ve not asked me about Jews and Germans.

— Хорошо. Тогда давайте по очереди.

— Долго будет. Устанете.

Я обижался:

— Вам не кажется, что мы говорим на разных языках?

— А вы что, только что это заметили?

Я рассмеялся: он меня поймал.

— Там, где у вас два слова, у нас одно. И наоборот. Например? Например, земля, например, месторождение… У нас земля — и почва и планета, а месторождение — зависит лишь от того, вместе пишется или раздельно: и ископаемое и где я родился. Скажем, родился я в Батьках, in my fathers place, а золото мыл в Забайкалье. Не скажете же вы place of birth о золоте?